Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Берешит» мы читаем о сотворении человека: «И сказал Бог: создадим человека по образу Нашему, по подобию Нашему, и да владычествуют над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всей землей, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (1.26).
Слова «по образу и подобию» толковались на протяжении веков многообразно, но одним из признанных толкований всегда служил сам образ Творца. Тот, кто создан по образу Творца, не может сам не творить, не может сам не быть творцом. В статье «Человек галахи» рабби Соловейчик пишет: «Когда венец Творения - человек – приходит в мир, у него уже есть задание – быть творцом. Он обязан охранять бытие, чистое и незапятнанное, восполнять пробелы в Творении, исправлять «недостатки» сущего. Сотворенный человек получил заповедь стать партнером Творца и принять участие в обновлении мира. Завершенное и полное Творение – это предел мечтаний сообщества Израиля».
Согласно традиционному взгляду, мудрецы могли творить даже материальные предметы. «Сказал Рава: если бы праведники желали, они могли бы создавать миры, как сказано: Ибо лишь грехи ваши произвели разделение между вами и Богом вашим (Иешай 59.2)... Р.Ханина и р.Ошия занимались книгой «Йецира» (творение) каждый канун субботы и создавали теленка» (Сангедрин 65.б). А о предметах нематериальных и говорить не приходится. Так в трактате Шабат (10.а) сказано, что всякий судья, совершающий суд поистине, как будто бы соучаствовал в сотворении мира (связанном с качеством суда).
Между тем этому общепризнанному религиозному положению суждено было сыграть решающую роль в становлении секулярной культуры, то есть культуры исходно альтернативной культуре собственно религиозной.
Более того, если обратиться к искусству и научно-техническому прогрессу, являющимися как бы хребтом секулярной цивилизации, то нельзя не отметить, что в их основе стоит именно идея Творца. Но только в данном случае это не религиозно-подражательное соучастие в творении, а углубление своего собственного творческого начала.
Истоки такого нового отношения усматриваются исследователями в эпохе Возрождения. Вот в каких словах характеризует его русский философ А.ф.Лосев, отличая возрожденческое искусство от искусства античного: «Возрожденческий человек мыслил себя в первую очередь творцом и художником наподобие той абсолютной личности, творением которой он себя сознавал… Платонический демиург «подражает» некоторого рода безличному «образцу», в то время как возрожденческое понятие художника основано на подражании абсолютной личности, представляющей собою предел всякой разумности и красоты. Поэтому не просто «мастер», но именно «художник» есть то, что отличает возрожденческую личность и от античных демиургов, которые не столь артистичны, сколько просто космогоничны, но и далек от простого артистизма, являясь результатом абсолютно персоналистической теологии».
Итак, заданная Возрождением парадигма "мастера", как образа и подобия Творца, породила богатейший мир искусства и технического прогресса. И все же кое-что от демиурга европейским творцам преодолеть было не дано. А именно, они практически всегда творили из чего-то. Из чего-то не только в смысле материала, но также и в смысле идей, которые испокон веков признавались ими почерпнутыми свыше, из "трансцендентного мира".
Ситуация изменилась с приходом экзистенциальной философии, положившей начало творчеству при отсутствии всякого источника "свыше". Сартр пишет: "Экзистенциалисты обеспокоены отсутствием Бога, так как вместе с Богом исчезает всякая возможность найти какие-либо ценности в умопостигаемом мире. Не может быть больше блага априори, так как нет бесконечного и совершенного разума, который бы это мыслил… В XVIII веке атеизм философов ликвидировал понятие Бога, но не идею о том, что сущность предшествует существованию. Эту идею мы встречаем повсюду: у Дидро, Вольтера и даже у Канта. Человек обладает некой человеческой природой... Атеистический экзистенциализм более последователен. Он учит, что если даже Бога нет, то есть, по крайней мере, одно бытие, у которого существование предшествует сущности, бытие, которое существует прежде, чем его можно определить каким-нибудь понятием, и этим бытием является человек."
Современный человек поставлен в условия предельно трудной задачи, задачи создания из ничего самого себя, создания себя именно "из ничего", то есть без обращения к предварительным вечным идеям и другим сподручным средствам. Но поставив задачу "творчества из ничего", экзистенциальная философия призвала к ее решению прежде всего искусство. Именно литераторы оказались в тот миг на "передовой" человеческого духа.
Лев Шестов в статье «Творчество из ничего», посвященной Чехову, пишет: «Нормальный человек, если он даже метафизик самого крайнего заоблачного толка, всегда пригоняет свои теории к нуждам минуты, он разрушает лишь затем, чтобы потом вновь строить из прежнего материала. Оттого у него никогда не бывает недостатка в материале. Покорный основному человеческому закону, уже давно отмеченному и сформулированному мудрецами, он ограничивается и довольствуется скромной ролью искателя форм. Из железа, которое он находит в природе готовым, он выковывает меч или плуг, корье или серп. Мысль творить из ничего едва ли даже приходит ему в голову. Чеховские же герои, люди ненормальные по преимуществу, поставлены в противоестественную, а потому страшную, необходимость творить из ничего. Перед ними всегда безнадежность, безысходность, абсолютная невозможность какого бы то ни было дела. А между тем они живут, не умирают…».
Впрочем еще в первом своем сочинение «Шекспир и его критик Брандес» Лев Шестов формулировал задачу литературы именно таким образом: «Поэт примиряет нас с жизнью, выясняя осмысленность всего того, что кажется случайным, бессмысленным, возмутительным, ненужным». «Найти там закон, где все видят нелепость, отыскать там смысл, где, по общем у мнению, не может не быть бессмыслицы, и не прибегнуть ко лжи, к метафорам, к натяжкам, а держаться все время правдивого воспроизведения действительности – это высший подвиг человеческого гения». А ведь Шестов усматривал признаки такого творчества уже у Шекспира, то есть у драматурга эпохи Возрождения!
Но, пожалуй, предельно четко сформулировал задачи нового искусства Альбер Камю. В работе «Творчество без расчета на будущее» он пишет не просто о "творчестве из ничего", но о "творчестве ни для чего", то есть о творчестве, которое заведомо не ставит для себя каких-либо "высоких целей".
«Искусству служит только негативное мышление, темные и смиренные пути которого столь же необходимы для понимания велико произведения, как черный цвет необходим при изображении белого. Работать и творить «ни для чего», лепить из глины, знать, что у творчества нет будущего, что твое произведение рано или поздно будет разрушено, и считать в глубине души, что все это не менее важно, чем строительства на века – такова нелегкая мудрость абсурдного мышления».
Более того, литературное творчество превращается в этих условиях в повседневную человеческую задачу, позволяющую человеку духовно выжить. «У человеческой воли нет иной цели, кроме поддержания сознания. Для этого необходима дисциплина. Творчество – наиболее эффективная школа терпения и ясности. Оно является и потрясающим свидетельством единственного достоинства человека: упорного бунта против своего удела, настойчивости в бесплодных усилиях. Творчество требует каждодневных усилий, владения самим собой, точной оценки границ, истины, требует меры и силы. Творчество есть род аскезы. И все это «ни для чего», чтобы вечно повторять одно и то же, не двигаясь с места. Но может быть, важно не само великое произведение искусства, а то испытание, которого оно требует от человека, тот повод, который дается произведением искусства человеку для преодоления призраков и хотя бы незначительного приближения к обнаженной реальности».
Очевидно, что эта задача уже непосредственно связана с написанием "романа жизни", о котором говорит Виктор Франкл: «"Роман", прожитый каждым индивидом, остается несравнимо более грандиозным произведением, чем любое из когда-либо написанных на бумаге... ».
Итак, проблема собственной состоятельности напрямую сопряжена с литературной деятельностью, с образом литературной деятельности. И в этом сопряжении мы ясно видим сближение модернистского экзистенциального поиска с исконной религиозной позицией. Ведь Творец мира – в первую очередь Творец Торы, то есть Творец книги, Литератор.