Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

К содержанию

Недельная глава "Берешит"

ЯД ПОЗНАНИЯ («Берешит» 5762 - 2001)

Благословение или проклятие?

В недельном чтении «Берешит» описывается история создания мира и загадочная история человеческого грехопадения, история, призванная объяснить причину бесчисленных человеческих страданий и смерти. Что Тора хочет сообщить своим рассказом о вкушении запретного плода древа познания? Что произошло с человеком после того, как он научился различать добро и зло?

Я бы хотел сегодня рассмотреть отношение к этому вопросу Льва Шестова (1866-1938). При всем том, что его подход нельзя назвать традиционным, он выглядит порой наиболее глубоким и именно еврейским пониманием природы грехопадения.

Действительно, если христианский подход объявил о себе как о синтезе еврейского «откровения» и греческого «умозрения», то еврейский мир остался в своей первозданной непримиренности с эллинской мудростью. Эта непримиренность со временем подверглась значительной эрозии, но Шестов, как мне кажется, обновляет и возрождает исходный иудейский взгляд.

Если мы вслушаемся в традиционный комментарий, посвященный этому вопросу, то непременно натолкнемся на порицание человеческого непослушания. Но вместе с тем мы всегда расслышим скрытый, а иногда и вполне откровенный гимн разуму. Человек ослушался и за это расплачивается, но разум оказался в высшей степени ценным приобретением.

Шестов так не считает. Он понимает Тору в том смысле, что сам Разум является проклятьем человека; что Разум и Вера, рационалистическая мудрость и мудрость Торы - это смертельные враги. Шестов пишет: «Основная противоположность между «истиной» эллинов и «откровением» Писания: для эллинов плоды с дерева познания были источником философии для всех будущих времен и вместе с тем освобождающим началом, для Писания – они были началом рабства и знаменовали собой падение человека» («Афины и Иерусалим» 3.6)

Вот как Лев Шестов представляет описанное в нашем недельном чтении событие: «Каково содержание повествования книги Бытия в той его части, которая относится к падению первого человека? Бог насадил среди рая дерево жизни и дерево познания добра и зла. И сказал человеку: от всякого дерева в саду ты можешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; потому что в день, в который ты вкусишь от него, умрешь... Устанавливается связь между плодами дерева познания и смертью. Смысл слов Божиих не в том, что человек будет наказан, если ослушается заповеди, а в том, что в познании скрыта смерть. Это станет еще несомненнее, если мы восстановим в памяти, при каких условиях произошло грехопадение. Змей, хитрейшее из всех созданных Богом животных, спросил женщину: почему Бог запретил вам есть плоды со всех деревьев рая? И когда женщина ему ответила, что только с одного дерева плоды Бог запретил есть и не касаться их, чтобы не умереть, змей ответил: не умрете, но Бог знает, что в тот день как вы вкусите от плодов, откроются глаза ваши и будете, как боги, знающие добро и зло. Откроются глаза ваши: так сказал змей. Умрете: так сказал Бог. Метафизика познания книги Бытия теснейшим образом связана с метафизикой бытия. Если Бог сказал правду, то от знания идет смерть, если змей сказал правду – знание равняет человека с богами… Нечего и говорить, что благочестивые мыслители средневековья ни на минуту не допускали и мысли, что правда была на стороне искусителя-змея. Но гностики думали и открыто говорили иначе: не змей обманул человека, а Бог. В наше время Гегель нисколько не стесняется утверждать, что змей сказал первому человеку правду и что плоды с дерева познания стали источником философии для всех будущих времен («Бог говорит себе: Адам стал, как один из нас. Следовательно, змей не солгал, Бог подтвердил его слова»)» («Афины и Иерусалим» 3.2)

При всем том, что «благочестивые мыслители средневековья» в действительности никогда не высказывались столь радикально, т.е. никогда не сталкивали Веру и Разум в такой степени, как это сделал Шестов, это столкновение представляется глубоким прозрением.

Вместе с тем важно понимать, что это прозрение было совершенно невозможно до Нового времени, т.е. до того как Разум был возведен в божественный ранг и потребовал себе полной и безоговорочной покорности человеческого существа. «Благочестивые средневековые мыслители» попросту не были знакомы с теми крайностями, с тем тоталитарным оскалом Разума, который выявился в XIX-XX веках. В средние века шестовская идея могла возникнуть лишь на периферии теологической мысли. Но это вовсе не значит, что рассказ Торы не предполагает именно шестовского понимания, что это понимание привнесено и чуждо еврейскому видению.

Бывшее и небывшее

Итак, было бы наивно искать у традиционных комментаторов такое отношение к разуму, которое стало складываться среди экзистенциалистов, а у Шестова нашло свое крайнее выражение в оригинальной трактовке тайны грехопадения. И тем не менее определенные установки были в средневековье сформулированы, и Шестов их приводит. В частности в своих исканиях Шестов часто ссылается на христианского теолога Петра Дамиани, задавшегося вопросом, может ли Всевышний сделать бывшее небывшим: «Может ли Бог сделать бывшее небывшим? Если, например, раз и навсегда установлено, что девушка обесчещена, не возможно ли, чтобы она вновь стала невинной? Это, поскольку дело идет о природе, конечно, верно и неопровержимо, что противоречия в одном и том же субъекте не могут сосуществовать. И это справедливо считается невозможным, но от этого далеко до применения того же к Богу. Тот именно, кто есть Творец источников природы, тот легко может, если хочет, уничтожить эти законы природы. Ибо кто властвует над сотворенными вещами, тот не подчинен законам, и кто создал природу, управляет естественным порядком по собственному творческому усмотрению».

Эти слова, отрицающие за Разумом какую-либо реальную власть перед лицом Всевышнего, представляются Шестову некими лучами света в том мире пресмыкательства перед разумом, в котором оказался вкусивший от древа познания человек. Вот в каких словах Шестов пишет об этом царстве и его «вечных» принципах: «Очарование плодов дерева познания и сейчас не стало слабее: мы с не меньшей страстностью рвемся к вечным истинам, чем первый человек. Что нас прельщает в истинах, не зависящих ни от нас, ни от воли Бога, и почему мы связываем свои лучшие надежды с законом противоречия или с положением, что однажды бывшее не может стать небывшим? Такого вопроса мы даже не ставим – словно независимость вечных истин от разума и морали являлась бы залогом нашей собственной независимости. Но ведь как раз наоборот: эти истины обрекают нас на самый отвратительный вид рабства. Не завися от Божьей воли, они и сами не имеют никакой воли и никаких желаний. Им ни до чего нет дела, им все равно. Они не учитывают и не загадывают, что принесут они с собой миру и людям, и автоматически осуществляют свою безмерную, неизвестно, как и откуда к ним пришедшую и им самим ни на что не нужную власть… Непреодолимое желание влечет нас к безличной истине, и мы ставим ее над волей всего живого. Можем ли мы сомневаться, что мы находимся во власти страшной и враждебной нам силы, о которой рассказывается в книге Бытия!» (3.4)

Разум, именно сам разум, утверждает Шестов, является тем ядом, который умерщвляет человеческую душу. Плоды познания – смертоносны сами по себе и исцеление от них, избавление от их страшной власти можно найти только в вере, которую сообщает животворное слово Священного Писания

Но как можно всерьез «бороться с самоочевидностями»? Как можно отрицать «объективные законы»? Что конкретно имеет в виду Шестов, если не сумасшествие? Наконец, как его утверждения соотносятся с классическими религиозными представлениями?

Прежде всего, об «объективных законах» и неподотчетности им Всевышнего. Мы считаем, что таблица умножения едина для всех разумных существ, что Всевышний обязан подчиняться правилам этой таблицы. Но это сущий вздор. Даже мы – люди – этого не делаем. В Советском Союзе, действительно, маленькая кружка кваса стоила 3 копейки и соответственно большая - 6, но в Свободном мире действуют совершенно иные законы. В этом мире, если маленькая кружка стоит - 3, то большая будет стоить не больше 5.

Те, кто думают, что Бог обязан подчиняться законом логики и математики, так же ошибаются, как ошибались советские люди, верившие, что цены ГОСТа вечны как физические константы. В маркетинге позволительно использовать другие законы, другие соответствия, чем в математике. Тем более для Всевышнего ничего не значат все самые незыблемые «вечные» «законы логики» и – что особенно важно Шестову – Его ни к чему не обязывают никакие «самоочевидности», никакие «исторические факты».

Здесь, однако, следует обратить внимание на то, что «небывшим» Шестов намерен провозгласить дело греха и смерти, а не вообще все, что произвольно кому-то пожелается. К сожалению, у Шестова в этом вопросе далеко не все разъяснено и оговорено и вокруг его учения (как говорил в отношении себя Ницше) следует возвести ограду, чтобы туда «не могли проникнуть свиньи».

А «свиней» в этой области как раз хватает. Разве не в этой самой логике превращения «бывшего в небывшее» действуют отрицатели Катастрофы или израильские «новые историки»? Разве не на этой идее покоится учение Хаббарда, учение «сайентологии», уничтожающей, «стирающей» «вредные» воспоминания? Существуют сотни других «относительно честных» способов превращения бывшего в небывшее, но не о них говорит Лев Шестов. Он говорит как раз о том превращении, которое так или иначе подразумевает иудаизм.

В чем же мы можем его обнаружить? Прежде всего в еврейской эсхатологии, в иудейской вере в исправление мира, которая обнаруживается в десятках, если не в сотнях изречениях пророков («Вот Я творю небеса новые и землю новую, и не будет упомянуто прежнее, и не придет на сердце» Иешайя 65.17), и в еврейской литургии («Праведные увидят и возрадуются…: кривда сомкнет уста свои, и все нечестие рассеется, как дым, когда Ты устранишь власть зла с земли»).

Вслед за Шестовым можно было бы привести десятки соответствующих цитат из Писания. Но я остановлюсь лишь на одном убедительном примере - на пророчестве Захарии о том, что когда-нибудь посты превратятся в праздники: «Так сказал Господь Цеваот: пост четвертого месяца и пост пятого, и пост седьмого, и пост десятого будет для дома Иегуды радостью и весельем, и праздниками добрыми» (8.19)

Как еще можно понять эти слова, если ни как превращение бывшего в небывшее? Ведь посты не были отменены после того как была устранена их причина, а именно после возвращения народа из Вавилонского плена! В то время, когда пророчествовал Захария Второй Храм уже стоял! Значит, для превращения постов в праздники требуется не просто «восстановление Храма», а некая трансформация действительности, при котором прошлое (удостоверяемое нашим разумом) теряет над человеческой душой реальную власть. Речь идет не просто о восстановлении, а о преодолении. Когда мы восстанавливаем что-то, то храним в памяти факт разрушения как живую и могучую действительность. Иными словами, мы остаемся травмированными, остаемся порабощенными «самоочевидностями». Но значит, пророк говорит о такой ситуации, при которой даже если воспоминания о разрушении Храма сохранятся, единственным источником реальности будет Всевышний, а не «факты истории».

К содержанию

© Netzah.org