Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

К содержанию

Недельная глава "Лех-леха"

ПОНЯТЬ ИУДАИЗМ («Лех леха» 5765)

Двойная прочность

В недельном чтении «Лех-леха» имеются такие слова: «И прошел Аврам по земле до места Шхема, до Элон Море, а кнаан был тогда на земле» (12.6)

Раши пишет в этой связи: «войной отнимал землю Израиля у потомков Шема, ибо она досталась Шему, когда Ноах разделил землю между своими сыновьями, как сказано «И Малки-Цедек царь Шалема» Малки-Цедек – это Шем, а Шалем – Иерусалим. Поэтому Господь сказал Авраму: «Твоему потомству дам эту землю» - в грядущем Я возвращу ее твоим сыновьям, которые являются потомками Шема»

Комментируя первые слова книги «Берешит» «в начале», Раши пишет о божественном произволе: "Сказал рабби Ицхак: Следовало начать Тору со слов "Месяц сей для вас начало месяцев" (Шмот 12.2), которые являются первой заповедью, данной Израилю. Почему же она начинается с Берешит? Потому что "силу дел Своих явил Он народу своему, чтобы дать ему наследие племен язычников" (Тегилим 111.6). Ибо если скажут народы мира Израилю: "Разбойники вы, захватившие земли народов", - Израиль им ответит: "Вся земля принадлежит Всесвятому, благословен Он, Он сотворил ее и дал ее тому, кто Ему угоден. По Своей воле Он дал ее им, по Своей воле Он отнял ее и дал ее нам".

Таким образом, мы видим, что, обосновывая владение евреями Эрец Исраэль, Раши не ограничивается ссылкой на Божественный произвол, но в главе «Лех Леха» обращается также и к «естественному праву».

Эта двойная юридическая прочность, которую Раши придает аргументации в вопросе владения Эрец Исраэль, подтверждает оригинальное учение раввина Мордехая Броера о двух источниках Торы – естественном (имя Элоким) и сверхъестественного (Четырехбуквенное имя).

В своей книге «Пиркей моадот» рав Броер показывает, что в книге Берешит сверхъестественное всегда сотрудничает с естественным. В частности, как мы читаем в нашей главе «Лех Леха», Аврам пришел в землю Кнаан, с одной стороны повинуясь сверхъестественному призыву («Уйди из земли твоей» 12.1), а с другой продолжая «естественное» дело отца, еще ранее направившегося в землю Кнаан явно по каким-то своим вполне естественным соображениям («Взял Терах Аврама… и вместе вышли из Ур-Касдима, чтобы идти в землю Кнаанскую» 11.31).

Однако у этого стремления дополнить аргумент Божественного произвола положением естественного права имеется еще один важный аспект. Это стремление великого комментатора ясно показывает, что еврейство не может и не должно опираться исключительно на Тору и ее традиционную интерпретацию (Божественный произвол), но также должно учиться выражать ее принципы во всеобщем виде, т.е. выражать свои позиции на универсальном языке философии, теологии и права.

К сожалению, на протяжении веков еврейский мир не затруднял себя подобными усилиями. Более того, иногда даже самые мудрые законоучители видели во внешней учености некую пагубу. Так, Виленский Гаон пишет: «В заслугу того, что евреи отделяются от изучающих теологию, нееврейскую ученость и естествознание, они удостоятся в будущем света Всевышнего» (11.4).

Этот отказ от вхождения в продуктивный диалог с внешним миром равносилен отказу иудаизма понять самого себя. Этот отказ обошелся и продолжает обходиться еврейскому народу весьма дорого.

В основании всех тех бредней, которыми являются обвинения антисемитов, лежит один рациональный довод, одно чистосердечное недоумение, которое Руссо сформулировал в своей «Исповеди савойского викария» в следующих словах: «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального рода человеческого, не есть общий отец человечества».

Многие люди отрицают национально-религиозные права евреев не по злой воле, а по той причине, что в глубине души они считают еврейские национально-религиозные ценности неправедными.

Со своей стороны еврейская традиция никогда всерьез не пыталась представить себя народам, т.е. на всеобщем языке философии и теологии объяснить, как Бог одного народа может одновременно являться Царем всего мира и Отцом всех людей.

При всем том, что в первую очередь антисемитизм держится за счет мнительности, заведомой недобросовестности и явной клеветы, его сила и постоянство подпитывается также и чистосердечной убежденностью, что иудаизм ложен в своей основе, так как это религия одних только евреев. Более того, кошмар этого подозрения витает также и над душами сынов Израиля, часто затрудняющихся объяснить себе и окружающим, что же побуждает их оставаться евреями.

Все мы помним изречение Достоевского: «если истина не с Христом, то я предпочитаю оставаться без истины». Один человек сказал мне как-то, что в отношении Израиля он готов повторить эти слова, а именно, что если истина не с Израилем, то он предпочтет оставаться без истины.

К сожалению, у этих самоотверженных слов имеется достаточно узкая зона применения. Необходимо сознавать, что под подобным девизом живет множество легкомысленных людей. Так, например, многие неверные мужья, осознав, что религия всерьез запрещает им любые внебрачные связи, по существу заявляют: «я предпочитаю оставаться без истины, но со своими любовницами».

Слова Достоевского предполагают таким образом весьма узкую ситуацию, в которой человек не умеет доказать свою правоту, но настолько глубоко ее чувствует, что его не могут сбить с толку сотни благоразумных аргументов.

Однако это неумение не может быть слишком продолжительным. Невозможно жить вечно только «чувствуя» свою правоту. Человеку необходима ясная уверенность в верности избранного пути. А вот с этим в еврейском мире все обстоит не лучшим образом. Во всяком случае, не так «как у людей».

Выдавливание жида

В романе Достоевского «Подросток» высказывается одна «оригинальная идея»: молодой человек немецкого происхождения по фамилии Крафт, считающий себя полностью русским, отрицал за русскими какую-либо ценность, и в качестве русского не видел для себя никакой духовной перспективы.

В романе приводится следующая дискуссия друзей Крафта: «Он, вследствие весьма обыкновенного факта пришел к весьма необыкновенному заключению, которым всех удивил. Он вывел, что русский народ есть народ второстепенный, которому предназначено послужить лишь материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли в судьбах человечества. Ввиду этого, может быть, и справедливого своего вывода, господин Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать у всех должны опуститься руки…»

На это заявление далее приводится вполне здравое замечание: «Но чем, скажите, вывод Крафта мог бы ослабить стремление к общечеловеческому делу? – кричал учитель, - Пусть Россия осуждена на второстепенность, но можно работать и не для одной России…»

Между тем вскоре после этого разговора, на котором Крафт присутствовал, он покончил с собой. Один из участников той беседы в этой связи отметил: «Сам Крафт изобразил смерть свою в виде логического вывода. Оказывается, что все, что говорили вчера у Дергачева о нем, справедливо: после него осталась вот этакая тетрадь ученых выводов о том, что русские – порода людей второстепенная, на основании френологии, краниологии и даже математики, и что стало быть, в качестве русского совсем не стоит жить. Если хотите, тут характернее всего то, что можно сделать логический вывод какой угодно, но взять и застрелиться вследствие вывода - это, конечно, не всегда бывает».

Идея кажется надуманной. Особо нелепым выглядит самоубийство Крафта в свете приведенного выше возражения, что даже если русские второстепенные, они могут послужить не своему, а какому-то общечеловеческому делу. Итак, и в отношении русских, и вообще любых других народов, идея Крафта может показаться совершенно вздорной.

Но удивительное дело, по отношению к евреям она издавна применима во всей своей полноте!

Действительно, этот анекдотический и кажущийся неправдоподобным казус является вместе с тем самой обыденной дилеммой для еврея, выросшего на европейских ценностях и правосознании. Не умея вместе с европейцами распознать осмысленности своего еврейского существования, некоторые евреи начинают желать собственной и общенациональной гибели, стремятся по капле выдавить из себя жида.

Вот, например, что писала порвавшая с еврейством Рахель Левин, салон которой посещали Генрих фон Клейст, братья Тик, принц Людовик-Фридрих Прусский и другие представители германской элиты конца 18 века.

«У меня была странная фантазия: я представляю себе, что когда меня забросили в этот мир, неземное существо при входе вырезало в моем сердце следующие слова: «У тебя будет необыкновенная чувствительность, ты сможешь видеть вещи, недоступные для глаз других людей, ты будешь благородной и великодушной, я не могу лишить тебя мыслей о вечности. Но я чуть не забыл одну вещь: ты будешь еврейкой!» Из-за этого вся моя жизнь превратилась в медленную агонию. Я могу влачить существование, сохраняя неподвижность, но все усилия жить причиняют мне смертельную боль, а неподвижность возможна лишь в смерти… именно отсюда проистекает все зло, все разочарования и все бедствия…»

В другом письме к брату она пишет: «Никогда, ни на одну секунду я не забываю этот позор. Я пью его с водой, я пью его с вином, я пью его с воздухом, с каждым вздохом. Еврейство внутри нас должно быть уничтожено даже ценой нашей жизни, это святая истина».

Что значат слова «еврейство внутри нас должно быть уничтожено даже ценой нашей жизни», наглядно иллюстрирует судьба виртуоза Йосефа Рубинштейна, являвшегося поклонником и близким учеником Вагнера. Его отчаянные усилия «выдавить из себя жида» показались ему в какой-то момент настолько тщетными, что он покончил с собой на могиле своего кумира.

При этом существенно, что и еврейскими и нееврейскими антисемитами постоянно высказывалось суждение, что евреи, «осужденные на второстепенность», в то же время «не могут работать» и на какое-либо другое общее дело.

Так, тот же Вагнер писал: «Образованные евреи приложили все усилия, которые только можно себе представить, чтобы освободиться от характерных черт своих вульгарных единоверцев: во многих случаях они даже считали, что достижению их целей может способствовать христианское крещение, которое смоет все следы их происхождения. Но это рвение, которое никогда не приносило всех ожидаемых результатов, приводило лишь к еще более полной изоляции образованных евреев, к тому, что они становились самыми черствыми из людей, в такой степени, что мы теряем наше прежнее сочувствие к трагической судьбе этого народа»

Не удивительно, что Вагнер мог предложить евреям только «окончательное решение» их вопроса: «Подумайте, что существует одно-единственное средство снять проклятие, тяготеющее над вами: искупление Агасфера – уничтожение!»

Пример Йосефа Рубинштейна и, к сожалению, не его одного, свидетельствует о том, что понимание иудаизма, понимание места и смысла еврейского существования в контексте современного секулярного мира является первостепенным стратегическим вопросом национального выживания. Если еврейская миссия не будет изложена языком рационализма и в том числе языком теологии и права, то еврейство может лишиться даже той минимальной моральной поддержки, которой оно располагает. Наивно ожидать, что внешние иудаизму люди его лучше объяснят и оправдают, нежели сами евреи.

Читатели данной рубрики, вероятно обратили внимание на то, что в своих статьях я постоянно пытаюсь рационально осмыслить иудейскую традицию. Не мне судить, насколько мне это удалось. Вместе с тем я бы хотел отдельно подчеркнуть чрезвычайную важность самой этой задачи. Многие привыкли к тому, что иудаизм подается исключительно в собственном соку. Никто не призывает отказаться от этого привычного блюда. Однако учитывая, что оно совершенно несъедобно для множества наших современников, вполне уместно разнообразить нашу религиозную диету.

К содержанию

© Netzah.org