Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Толдот» рассказывается: «И молился Ицхак Господу о жене своей, потому что она была бездетна; и Господь выполнил просьбу его, и зачала Ривка, жена его. И толкались сыновья в утробе ее, и она сказала: если так, то зачем же я? И пошла вопросить Господа. И сказал Господь ей: два народа во чреве твоем, и два народа из утробы твоей разойдутся; и народ народа сильнее будет, и больший будет служить меньшему» (25:19-23).
Итак, «внутриутробной» борьбе, то есть борьбе двух несмышленых плодов, Писание придает глубокий провиденциальный смысл. Однако интересно, что каким бы смысл этой борьбы ни оказался, она вечно несет на себе также и печать самой «внутриутробности», то есть отмечена выраженным подсознательным элементом.
Борьба Эсава (разумного и универсального) и Йакова (уникального и избранного) не может, по всей видимости, иметь исчерпывающей рациональной интерпретации. Эта борьба уходит в самые глубины каждого человеческого существа, то есть в равной мере знакома как евреям, так и неевреям.
Существуют люди, спокойно относящиеся к «еврейскому вопросу», воспринимающие сынов Йакова, как если бы те являлись рядовыми сынами Ноаха, но в действительности это относительно редкий дар. Большинство сразу чувствуют, что здесь «что-то не то» и включаются во «внутриутробную» борьбу, то есть на чисто подсознательном уровне делают выбор, и или сочувствуют Израилю, либо солидаризируются с «умученными христианскими младенцами», «угнетенными палестинцами» и пр.
О том, что речь идет именно о подсознательном выборе, ясно свидетельствует то обстоятельство, что и враги и друзья Израиля тождественны «по модулю», по абсолютной величине, то есть расходясь «по знаку», в своей «общей оценке» могут быть вполне согласными между собой.
В какой мере «непропорциональное» влияние евреев, их роль в культуре и экономике могут устрашать антисемита, в такой же мере они могут восхищать прочих людей. Например, православный богослов А.В. Карташев писал (в 1937 году): «Еврейство есть великая мировая нация. Для этого утверждения богослову и историку достаточно одного факта дарования миру Библии и порождения трёх мировых монотеистических религий. Нация, играющая огромную, непропорциональную своему статистическому меньшинству роль в мировом хозяйстве, мировой политике и мировой культуре; нация, превзошедшая всех своим национальным самоутверждением вопреки тысячелетиям рассеяния... Это хотя и не территориальная, но своего рода великая держава. Не объект филантропического сострадания, а равноправный субъект в мировом состязании великих наций».
Евреи держатся обособленно от других народов и чувствуют свое превосходство над ними. И к этому, оказывается, можно относиться совершенно по-разному. Так, в письме Ф.Д. Батюшкову А.И. Куприн пишет: «Все мы, лучшие люди России.., давно уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот избранный народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить в болоте лошадь.... Вот три честнейших человека: Короленко, Водовозов, Иорданский. Скажи им о том, что я сейчас пишу, скажи даже в самой смягченной форме. Конечно, они не согласятся и ибо мне уронят несколько презрительных слов, как о бывшем офицере, о человеке без широкого образования, о пьянице.. Hо в душе им еврей более чужд, чем японец, чем негр, чем говорящая, сознательная, прогрессивная, партийная (представьте себе такую) собака».
Далее Куприн поясняет свою неприязнь тем, что даже ассимилированные евреи никогда не бывают лояльны до конца, и всегда продолжают коситься на Сион: «Один парикмахер стриг господина и вдруг, обкорнав ему полголовы, сказал; "Извините", побежал в угол мастерской и стал ссать на обои, и, когда его клиент окоченел от изумления, Фигаро спокойно объяснил; "Hичего-с. Все равно завтра переезжаем-с". Таким цирюльником во всех веках и во всех народах был жид с его грядущим Сионом, за которым он всегда бежал, бежит и будет бежать, как голодная кляча за куском сена, повешенным впереди ее оглобель. Пусть свободомыслящие Юшкевич, Шолом Аш, Свирский и даже Васька Раппопорт не говорят мне с кривой усмешкой об этом стихийном стремлении как о детском бреде. Этот бред им, рожденным от еврейки, еврея - присущ так же, как Завирайке охотничье чутье и звероловная страсть. Этот бред сказывается в их скорбных глазах, в их неискоренимом рыдающем акценте, в плачущих завываниях на конце фраз, в тысячах внешних мелочей, но главное - в их поразительной верности религии - и в гордой отчужденности от всех других народов».
Между тем тот же Куприн, пусть и в лице литературного героя, но все же был способен отнестись к этой «гордой отчужденности от всех других народов» совсем по-другому. В рассказе «Жидовка» мы читаем: "Удивительный, непостижимый еврейский народ! -- думал Кашинцев.-- Что ему суждено испытать дальше? Сквозь десятки столетий прошел он, ни с кем не смешиваясь, брезгливо обособляясь от всех наций, тая в своем сердце вековую скорбь и вековой пламень. Пестрая, огромная жизнь Рима, Греции и Египта давным-давно сделалась достоянием музейных коллекций, стала историческим бредом, далекой сказкой, а этот таинственный народ, бывший уже патриархом во дни их младенчества, не только существует, но сохранил повсюду свой крепкий, горячий южный тип, сохранил свою веру, полную великих надежд и мелочных обрядов, сохранил священный язык своих вдохновенных божественных книг, сохранил свою мистическую азбуку, от самого начертания которой веет тысячелетней древностью!»
Итак, мы видим, что даже «гордая отчужденность от всех других народов» может и восхищать и возмущать одного и того же человека, независимо от того, «гой» он или еврей. Причем «стихийное стремление» к Сиону, столь властно звучащее в сердце каждого еврея, также сопровождается всеми признаками «внутриутробной» борьбы.
Недавно я упоминал о том, как пытаются вытравить из себя этот зов к Сиону ассимилированные евреи, в том числе привел слова некой Рахели Левин: «У меня была странная фантазия: я представляю себе, что когда меня забросили в этот мир, неземное существо при входе вырезало в моем сердце ножом следующие слова: «У тебя будет необыкновенная чувствительность, ты сможешь видеть вещи, недоступные для глаз других людей, ты будешь благородной и великодушной, я не могу лишить тебя мыслей о вечности. Но я чуть не забыл одну вещь: ты будешь еврейкой!» Из-за этого вся моя жизнь превратилась в медленную агонию».
Между тем множество других наделенных необыкновенной чувствительностью, благородством и великодушием ассимилированных евреев видят свое главное достоинство не в этих духовных качествах, а именно в этой «чуть не забытой» мелочи. Именно она наполняет смыслом их - по большому счету - нееврейскую жизнь. Так поэт Борис Кушнер пишет о «счастье родится евреем», а Шафаревич в своей «Русофобии» приводит следующие свидетельства: «Н. Я. Мандельштам (вдова поэта) пишет: "Евреи и полукровки сегодняшнего дня - это вновь зародившаяся интеллигенция". "Все судьбы в наш век многогранны, и мне приходит в голову, что всякий настоящий интеллигент всегда немного еврей..." Борис Хазанов говорит: "Такова ситуация русского еврейства, какой она мне представляется. Я не вижу противоречия между моей "кровью" и тем, что я говорю по-русски; между тем, что я иудей, и тем, что я русский интеллигент. Напротив, я нахожу это сочетание естественным, Я убеждаюсь, что быть русским интеллигентом сейчас неизбежно значит быть евреем".
А «растворившийся» в европейской культуре Гершензон с гордостью чувствовал себя в ней именно евреем: «Сионисты думают, что ассимиляция грозит гибелью самой сущности еврейства. О, маловеры! Еврейское начало неистребимо, нерастворимо никакими реактивами. Еврейский народ может без остатка распылиться в мире – и я думаю, что так будет, - но дух еврейства от этого только окрепнет. Венский фельетонист-еврей, биржевой делец в Петербурге, еврей-купец, актер, профессор, что у них общего с еврейством, особенно в третьем или четвертом поколении отщепенства? Кажется – они до мозга костей пропитаны космополитическим духом, или в лучшем случае духом местной культуры: в то же верят, в то же не верят и то же любят, как другие. Но утешьтесь, они любят то же, да не так».
Итак, «внутриутробная» борьба между Эсавом и Йаковом продолжается в каждом из их сынов, и результат этой борьбы может быть самым неожиданным.