Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельном чтении «Ваишлах» рассказывается о возвращении Иакова на родину и о его встрече со своим братом Эсавом: «И послал Иаков перед собой посланцев к Эсаву, брату своему, в землю Сэир, в поле Эдом. И наказал им сказать: так скажите господину моему Эсаву: так сказал раб твой Иаков: У Лавана жил я и задержался доныне. И достались мне волы и ослы, мелкий скот, рабы и рабыни; и я послал известить господина моего, дабы найти милость в очах твоих. И возвратились посланцы к Иакову, сказав: мы пришли к брату твоему Эсаву, но он тоже идет навстречу тебе и с ним четыреста человек. И убоялся Иаков очень, и стало ему тесно» (32.4-8)
Невольно возникает вопрос: откуда Эсав узнал о приближении брата? почему он выехал к нему навстречу? Мидраш говорит, что Лаван послал к Эсаву двух своих сыновей, с тем чтобы опередить Иакова и возбудить против него брата. Страх Иакова перед этой неожиданной осведомленностью Эсава был поэтому вполне понятен. Если Эсав как-то узнал о приближении Иакова, если он собрал на встречу с братом огромный отряд, то значит, можно было ожидать чего-то недоброго. И, тем не менее, когда дошло до дела, то «побежал Эсав к нему навстречу, и обнял его, и пал на шею его, и целовал его, и они плакали» (33.4).
Как это случилось? Как Эсав, который, по всей видимости, вышел именно с враждебными намерениями, вдруг переменился? Этому имеются два объяснения: мистическое и прагматическое. Мистическое состоит в том, что накануне встречи Иаков боролся с неведомым ангелом, которого традиция считает ангелом Эсава, и победил его. А победа в верхнем мире, - поясняет в этой связи Зохар, - обеспечивает победу в мире нижнем. Однако прежде чем рассмотреть смысл мистической победы, рассмотрим победу в сфере прагматической.
Если быть точным, то традиция двойственно относится к поведению Иакова при встрече с братом. Некоторые считают, что он чрезмерно себя унизил, и скрупулезно подсчитывают, что Иаков восемь раз подряд назвал Эсава «Господин мой». И все же большинство комментаторов видят в поведении Иакова классический образец для подражания. Как говорит Рамбан: Иаков «преподнес урок своим потомкам, что следует делать, чтобы обеспечить свою безопасность в общении с потомками Эсава. Нужно готовиться к войне, но в то же время пытаться все решить миром, подкупив того, кто может оказаться твоим врагом». Вот как описывает эту сцену Тора: «И целовал его, и они плакали. И поднял глаза свои, и увидел жен и детей, и сказал: кто это у тебя? И сказал тот: дети, которых Бог даровал рабу твоему. И подошли рабыни, они и дети их, и поклонились… Иаков сказал: Если я нашел милость в глазах твоих, то прими дар мой от руки моей, за то, что я увидел лицо твое, как увидел лицо Божие (пней Элоким)» (33.5-10)
Эта сцена с самоуничижительными обращениями и подарками не просто предвосхитила поведение евреев в христианском мире, она это поведение в определенной мере сформировала. Подобострастие, угодничество и, конечно же, подношение подарков, сопровождали еврейскую жизнь в Европе на протяжении почти тысячелетия. Но при этом евреи проявляли непреклонность, когда дело доходило до их веры, а не до их чести и их кошельков.
Это веками вырабатываемое качество европейских евреев можно назвать гибкостью. Это прекрасное и похвальное качество в следующих словах восхваляется Талмудом: «Написано: «Благотворны побои любящего, и несносны поцелуи ненавистника». Проклятие, которым проклял евреев Ахия Ашилони, лучше, чем благословение, которым благословил их Билам нечестивец. Ахия Ашилони проклял их тростником. Сказал он Израилю: «И поразит Господь Израиль как тростник колеблемый». А тростник этот растет в водном месте, стебель свой он меняет, и корней у него много. И даже если слетятся все ветры мира и станут дуть на него – не сдвинут его с места, и будет он лишь клониться на ветру. Утихнет ветер – распрямится тростник на месте, где стоял. Билам же нечестивец благословил их кедром, как сказано: «Словно кедры при водах». А кедр этот растет в безводном месте, ствол свой он не меняет, и корней у него немного... Когда же подует южный ветер, то вырвет его с корнем и повалит навзничь. Вдобавок, удостоился тростник того, что делают из него перо для переписывания книг Пятикнижия, Пророков и Писания» (20.а)
Гибкость – это свойство молодости. И оно к лицу вечно молодому народу. Однако в основе гибкости лежит не только прагматизм, но и своя собственная подлинность. И поэтому не удивительно, что в традиции представлено так же мнение, что оба брата были вполне искренни, когда плакали друг у друга на плече, что Иаков и не унижался и не угодничал, а говорил то, что действительно чувствовал. Так р.Авраам Кук пишет (Игарот Гараи 112): «Видел я лицо твое, как лицо ангела» - так сказал Эсаву Иаков - человек истины и простоты. И его слова не останутся напрасны. И братская любовь Эсава и Иакова... поднимет их».
Касаясь вопроса роли разных народов в истории, Гегель писал: «Народу, обладающему природным началом, поручено его исполнение в поступательном шествии развивающегося самопознания мирового духа. Он во всемирной истории для данной эпохи – господствующий народ, и лишь однажды он может составить в ней эпоху. Перед лицом этого его абсолютного права быть носителем ступени развития мирового духа в настоящее время духи других народов бесправны, и они, равно как и те, чья эпоха минула, не идут больше в счет всемирной истории».
Когда Гегель писал эти слова, он в первую очередь имел в виду евреев. Во всяком случае, в его глазах еврейских народ раз и навсегда выполнил свою миссию - дал миру Библию, и то, что он продолжает цепляться за «избранность», только дополнительно свидетельствует о том, что он отработанный материал.
Евреи в целом соглашаются с гегелевской оценкой судьбы народов в истории. Они сравнивают великие народы с солнцем, которое восходит и закатывается, но себя они при этом сравнивают с луной, которая бывает на небе и днем и ночью. Гегель не заметил того, что то, что происходило в его век с евреями, описано в той самой книге, которая создавалась в пору их расцвета, что там предсказано: «рассеет тебя Господь по всем народам, от края земли до края земли» (Двар 28.64); что Тора и евреи немыслимы друг без друга и принадлежат вечности.
Народы принимают и передают дальше культурную эстафету всемирной истории, но обособленный от всех Израиль, с одной стороны, в этих гонках не участвует, а с другой - составляет саму историческую среду для других народов, задает само поле мировой истории.
И с этой точки зрения вполне уместно рассмотреть мистический эпизод нашего недельного чтения, а именно эпизод борьбы Иакова с неведомым ангелом: «И остался Иаков один. И боролся с ним некто до восхода зари... И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Иаков. И сказал: не Иаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом (элоким) и с людьми и победил... И благословил он его там. И нарек Иаков имя месту тому Пниэл, ибо ангела (элоким) видел я лицом к лицу» (32.25-32)
Христиане понимают данный текст буквально и традиционно усматривают в боровшемся с Иаковом незнакомце самого Всевышнего. Так Иоанн Златоуст в «Беседах на книгу Бытия» пишет: «Дабы он (Иаков) самим делом удостоверился, что не подвергнется никакой неприятности, Господь в образе человека вступает в борьбу с праведником». Однако в традиции иудаизма (коль скоро слово “элоким“ переводится в зависимости от контекста) боровшимся считается ангел, обычно ангел-хранитель Эсава, иногда даже просто сатана, что, впрочем, не противоречит одно другому, коль скоро в астральном мире Эсав признается главой демонического мира.
Как мы помним, при встрече Иаков сказал Эсаву: «Если я нашел милость в глазах твоих, то прими дар мой от руки моей, за то, что я увидел лицо твое, как увидел лицо ангела (пней Элоким)». Это высказывание Иакова естественно связать с предыдущим эпизодом, в котором он боролся с ангелом. Похоже, что в обоих случаях речь идет об одном и том же ангеле. Встретив брата, Иаков, как бы узнал того, с кем накануне боролся.
Как известно, у самого Иакова нет ангела, его хранит сам Всевышний. Но кто тогда может хранить близнеца Иакова? По всей видимости, какой-то «двойник» Всевышнего, какой-то верховный ангел, одним из ликов которого является сатана. Тот ангел, о котором сама Тора говорит, что «имя Мое в нем» (Шмот 23.21).
Это с точки зрения Иакова, который поэтому и говорит брату: «Видел я лицо твое, как лицо ангела». Но с точки зрения Эсава на роль его ангела хранителя прежде всего подходит тот самый «мировой дух», который по мысли Гегеля каждый раз выезжает на каком-нибудь «свежем», но, как правило, именно европейском народе.
Евреи верно подмечают, что великие народы и империи подобны солнцу: восходят и закатываются. Так было с Египтом, так было с Вавилоном, так было с Римом. Дальше вроде бы происходило то же самое. Царства возникали и исчезали. То взошла империя Карла Великого, то попеременно владычествовали морями и соответственно миром Испания и Британия. В настоящий момент ведущей сверхдержавой остаются США. Однако дело в том, что все эти перечисленные «светила» находятся внутри одного незакатного эдомского солнца, т.е. работают на мировой дух.
Идея мирового духа принадлежит Шеллингу, который писал: «История в качестве целого представляется беспрерывным и постепенно осуществляющимся откровением абсолюта...». Это откровение, по мысли Шеллинга, осуществляется через людей искусства.
«Великие люди в истории - это те, чьи личные, частные цели заключают в себе субстанциальное, являющееся волей мирового духа», - вторит Шеллингу Гегель. Причем в первую очередь этими «великими людьми» по Гегелю являются поэты (во вторую - вдохновенные политики). Люди страстей тоже находятся под водительством мирового духа, но вопреки своим намерениям. Мировой дух насмехается над ними, использует их страсти в своих целях. Иными словами, к поэтам (и великим политикам) мировой дух благоволит, обывателей - откровенно использует. «Разум, - пишет Гегель, - столь же хитер, сколь могуществен». «Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти, причем то, что осуществляется при их посредстве, терпит ущерб».
Сами Шеллинг и Гегель считали свой мировой дух тем самым Всевышним, который вдохновлял еврейских пророков. Но скорее всего, он лишь Его астральный «двойник», тот ангел, с которым бился Иаков и которого победил. Похоже, что в этом вопросе европейские философы впали в ту же ошибку, в которую в своем время впали отцы церкви, усмотревшие в боровшемся с Иаковом самого Всевышнего, а не могущественного лукавого ангела.