Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Микец» описывается внезапный взлет, совершенный Йосефом, когда из тюрьмы он поднялся к вершинам власти.
«И сказал Паро Йосефу: смотри, я назначил тебя над всей землей Египетской. И снял Паро перстень свой с руки своей, и надел его на руку Йосефа; и одел его в одежду из виссона, и возложил золотую цепь на шею ему. И велел везти его на колеснице наместника, бывшего у него. И возглашали пред ним: «Аврейх!». И назначил его над всею землею Египетской. И сказал Паро Йосефу: я Паро, и без тебя никто не поднимет ни руки своей, ни ноги своей во всей земле Египетской» (Берешит 41.44-50).
Итак, бывший раб, бывший бесправный узник в одно мгновение оказался вторым лицом после Паро во властной иерархии Египта. Благодаря этому возвышению вскоре сбудется его сон, и его братья придут и поклонятся ему.
Разумеется, аналогичных взлетов в истории можно встретить немало. Между тем иудаизм наделяет такого рода события особым значением. В иудаизме сила Всевышнего обнаруживает себя прежде всего в слабости. Если Он избирает Себе народ, то производит его не от плодородной, а, напротив, – от неплодной четы. Если Он выбирает Себе царя, то младшего сына и из семьи сомнительного происхождения.
Каббалисты иллюстрируют это положение в частности еще и тем, что полные гематрии (гематрии букв, записанных буквами) трех букв, входящих в имя Всевышнего, т.е. «юд», «хей» и «вав», является наименьшими из всех.
В Св.Писании мы читаем: «Нет столь святого как Господь, ибо нет другого кроме Тебя, и нет твердыни, как Бог наш. Не говорите слишком высокомерно, надменно, да не выйдет похвальба из уст ваших, ибо Бог – всеведущий Господь, и дела у Него взвешены. Луки героев ломаются, а слабые препоясываются силою. Сытые за хлебом нанимаются, а голодные перестали голодать; даже бесплодная может родить, а многочадная изнемогает. Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и поднимает. Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает. Подъемлет из праха бедного, из грязи возвышает нищего, чтобы посадить с вельможами и престолом славы наделяет их» (1 Шмуэль 2.2-8).
Об этой специфической славе, о славе возвысившегося нищего и хотелось в связи с восхождением Йосефа поговорить. Ибо явно заслуживает разъяснения следующий парадокс: с одной стороны природная сила и природная слава как будто бы не ценятся, а с другой стороны, даже когда они приобретены от Всевышнего, то все равно вроде бы остаются природными по своей сути. Просто нищий превращается в вельможу, просто неплодная и плодовитая меняются местами. Чем же тогда эти силы и славы различаются?
В самом деле, чем Йосеф как властитель отличался от Паро? Разве не его политику он успешно проводил?
Вопрос, связанный с политической властью. важен и интересен, но сегодня мне хотелось бы рассмотреть не политический, а человеческий аспект этой проблемы, сегодня мне бы хотелось рассмотреть, так сказать, «литературный» аспект возвышения Йосефа. Ведь в литературном отношении слава Йосефа быть может еще более выдающаяся слава, чем слава политика.
Действительно, как справедливо заметил это Томас Манн, Йосеф приукрашивал пишущуюся Всевышним историю. Он сознательно затягивал и драматизировал ее. Словом, постигнув замысел Творца, Йосеф этот замысел дополнительно развивал и расцвечивал: вместо того, чтобы сразу открыться братьям, он начал игру в «кошки-мышки», он стал разыгрывать их так, как если бы он был сам Бог. В частности, войдя во вкус происходящего, он подложил в мешок Биньямина свою чашу, чтобы затянуть игру с братьями. В этом пункте, да и не только в нем одном, Йосеф являлся соавтором Торы, по меньшей мере соавтором недельных чтений «Микец» и «Ваигаш».
Но дело в том, что литературная деятельность вообще гораздо теснее связана с жизненными и духовными задачами, чем это принято думать. Наверно не случайно традиция сравнивает жизнь человека с книгой, более того, утверждает, что человеческая жизнь, человеческие поступки записываются в Книгу, составляют собой Книгу (Пс 56.9. Пс 139.16).
Но если это так, то тот «литературный взлет», тот момент, через который прошли все признанные писатели, отражает общее иудейское отношение к действительности, согласно которому успех дается Всевышним независимо от природного таланта, за счет некоторого другого дара («Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает. Подъемлет из праха бедного, из грязи возвышает нищего, чтобы посадить с вельможами, и престолом славы наделяет их»).
Бывают нищие, которое превращаются в вельмож и приобретают все их навыки, полностью забывая свое прошлое. Но не о них говорит Тора. То возвышение нищего, о котором говорит Писание, предполагает, что человек навсегда сохраняет осознание своего нищенства. И такой человек печется о славе Всевышнего, - единственного властелина взлетов и падений, - а не о своей славе.
О некоторых христианских подвижниках известно, что они умышленно создавали себе репутацию дурных людей. Возможно и без подобной крайности, но иудаизму также знаком такой подход. Так о Дове Баэре из Межрича, великом Магиде рассказывали: “Когда Магид узнал, что стал широко известен, он обратился с молитвой к Богу и просил объяснить, за какой грех он несет такое наказание». 105
Реакция эта очень характерна и понятна. Она строится на ясном осознании того, что земная слава пуста и преходяща. Но парадокс состоит в том, что среди той же самой аудитории, которая ценит внешнее и преходящее, всегда находит признание также и нечто вечное и подлинное.
За примером далеко ходить не приходится. Так, пророки и вообще многие персонажи ТАНАХа (в том числе Йосеф) часто преследовались, но при этом их авторитет в том или ином смысле признается человечеством. Таков же и авторитет оставшихся после них книг, т.е. книг ТАНАХа (а ведь не следует забывать, что Слава Торы - это также и литературная слава).
Это действительно поразительно. Нет сомнения, что большинство людей презирает истины религии и не следует этим истинам, но вопреки этой несомненной действительности Библия издается миллионами экземпляров, и до сего дня остается главным бестселлером человечества! Ее тиражи на порядки превосходят тиражи самых читаемых авторов. Авторитет Священного Писания сохраняется вопреки каждодневной действительности, на каждом шагу отрицающей этот авторитет.
Можно ли думать, что пророки нуждаются в этом «литературном признании», что они радуются своей «литературной славе»? Разумеется, нет. Они радуются за распространение порученного им посланничества, а не за свой беспрецедентный успех.
В этом отношении литературную славу Библии можно признать образцом той славы, к которой должен стремиться всякий даровитый человек. Его в равной мере не должны деформировать ни малочисленность аудитории, ни, напротив, ее широта.
В этом вопросе вообще и писателям и читателям следует сознавать лишь одно: достойно прожитая жизнь является нашим главным основным произведением, которому литературная деятельность лишь сопутствует и содействует.
Иногда литературное признание, оцениваемое длительным тюремным заключением, заведомо превосходит признание, выражающееся присуждением престижной литературной премии. Я не сомневаюсь, что в этом отношении многих литературных князей ждет масса сюрпризов, когда их - уважаемых и почитаемых в этом мире - в мире грядущем будут затмевать вдруг неизвестно откуда появившиеся «нищие» (я помню, в брежневские времена мне однажды довелось слышать по «вражьим голосам» передачу о поэте Владимире Зэка, который большую часть своей жизни провел в советских лагерях и там погиб. Его стихи произвели на меня тогда сильное впечатление. Но сегодня я не знаю, где их разыскать. Стихов этого автора нельзя найти даже в интернете. А сколько великих талантов погибло в полной неизвестности).
Итак, и писателям и читателям следует ясно сознавать, что писательская слава вспомогательна, что она целиком и полностью вмещается в славу собственно человеческую и по определению не может ее превосходить. Писательская слава мельче славы обычного «доброго имени», и литераторы в определенные моменты обязана фиксировать свое внимание именно на этом.
Человеку свойственно искать вечную, а не земную славу. Вменяемый человек предпочтет быть настоящим спецназовцем, а не актером, играющим спецназовца, ибо в этом случае его самоуважение несопоставимо выше. С этой точки зрения Сильвестр Сталлоне, приобретший мировую славу и солидный капитал - неудачник по сравнению с тем бойцом спецназа, имя которого запрещено к разглашению, но который принимал участие в блестящих операциях и определял их успех.
Так же и автор. Он ни на мгновение не должен выпускать из виду, что его писания служебны, что главным его романом является его собственная жизнь. Трактаты, статьи, романы и стихи, написанные на бумаге, осмысленны лишь настолько, насколько им удалось быть вписанным в эту живую жизнь, в Книгу жизни, которая, разумеется, не горит.
Виктор Франкл говорит в этой связи: «Ни одна великая мысль не может пропасть, даже если она так и не дошла до людей, даже если она была "унесена в могилу". Согласно этому закону, ни одна драма или трагедия внутренней жизни человека никогда не проходила впустую, даже если они разыгрывались втайне, не отмеченные, не прославленные ни одним романистом. "Роман", прожитый каждым индивидом, остается несравнимо более грандиозным произведением, чем любое из когда-либо написанных на бумаге. Каждый из нас так или иначе осознает, что содержание его жизни где-то сохраняется и оберегается. Таким образом, время, сменяющие друг друга годы не могут повлиять на смысл и ценность нашей жизни».
Это утверждение выдающегося философа и психиатра, выжившего в четырех нацистских лагерях, полностью соответствует тому представлению, которое известно на основании мистических прозрений самых разных религий. В книге Тегилим (56.9) говорится: «Скитание мое исчисли Ты, сложи слезы мои в кожаный мех Твой, не в книге ли они Твоей». А Сведенборг пишет: «Все дела и мысли человека отпечатаны во всем составе тела его и они, будучи вызваны из памяти его, являются как бы прочитанные по книге, а при рассмотрении духа, при небесном свете, как бы изображаемое в лицах. Прибавлю к этому еще нечто замечательное о загробной памяти, убедившее меня, что не только общие предметы, но и самые частные, однажды вошедшие в память, остаются там навеки: я видел исписанные книги, как здесь, и мне дано было знать, что они взяты из памяти писателей, и что в книгах этих, противу сочинений, писанных на земле, не пропущено ни одного слова» (463).
Итак, литературная деятельность мистериальна в силу того, что она сопряжена с основной жизненной задачей - обретением вечного существования. Однако эта мистериальность проступает лишь в те моменты, когда она действительно совпадает с поиском вечности.