Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ



АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты


К содержанию

Недельная глава "Микец"

СВЯЩЕННАЯ ИГРА («Микец» 5762)

Корень искусства

Недельное чтение «Микец» начинается с рассказа о том, как через два долгих года после того, как Йосеф разгадал сон виночерпия, тот вдруг вспомнил о его даре истолковывать сны. Йосеф понадобился Паро, которому приснилось два сна - сон о семи тучных коровах, поглощенных семью тощими, и сон о семи тучных колосьях, так же поглощенных семью тощими. Йосеф разгадал значение этих снов, он предсказал, что мир ждет семь урожайных лет, которые сменятся семью голодными годами.

«И сказал Паро Йосефу: Так как Бог возвестил тебе все сие, нет разумного и мудрого, как ты. Ты будешь над домом моим, и по слову твоему управляться будет весь народ мой, только престолом я буду больше тебя. И сказал Паро Йосефу: смотри, я назначил тебя над всею землею египетской» (41.39-41). После этого стремительного возвышения Йосефа все стало развиваться, как он и предсказал: «И кончились семь лет урожая, который был в земле египетской, и наступили семь лет голода, как сказал Йосеф. И был голод во всех землях, а во всей земле египетской был хлеб» (41.54)

Голод коснулся и семьи самого Йосефа в земле Кнаан: «И увидел Иаков, что есть хлеб в Египте, и сказал Иаков сыновьям своим:… вот, я слышал, что есть хлеб в Египте, пойдите туда и купите нам хлеба… И сошли братья Йосефа, десятеро, купить зерна в Египте» (42.1-4). Далее описывается встреча Йосефа с братьями, которым он, тем не менее, не открылся, а вместо этого начал их мистифицировать. Невольно возникает вопрос, почему Йосеф сразу не воскликнул: «Это я»? Зачем он включился в какую-то странную игру, описанию которой посвящено две трети нашего недельного чтения? Ради чего он продлил муки отца? Ради чего играл на нервах братьев? Можно подумать, что это делалось для того, чтобы созрело их раскаяние. Но оно бы произошло и без этих прикрас. Существует мнение, что братья горько сожалели о содеянном задолго до встречи. Например, Раши утверждает, что коль скоро в Торе сказано «десять братьев Йосефа» (42.3), а не «сыновья Иакова», это говорит, что братья раскаялись и пошли в Египет не только за хлебом, но и для того, чтобы разыскать там Йосефа и выкупить его. В любом случае ясно, что братья были близки к раскаянию и устыдились бы при первой же встрече.

Чем же тогда руководствовался Йосеф? Что он делал? Рамбан утверждает, что Йосеф не открылся десяти братьям и заставил их отправиться за одиннадцатым братом Беньямином для того чтобы мог сбыться его сон: «одиннадцать звезд поклонилось мне» (37.9). Ор Ахаим считает, что Йосеф руководствовался чувством мести. Было бы обидно, если бы эти комментаторы оказались правы и мне лично куда больше по сердцу приходится объяснение, данное Томасом Манном. Его роман-мидраш «Йосеф и его братья» можно признать убедительным и местами даже блестящим.

Вот, например, как рассуждает манновский Йосеф, прослышавший, что его братья направились в Египет за хлебом. «Мне будет не по себе при мысли, что им будет не по себе, когда я, наконец, скажу: «Это я». Но я ни в коем случае не оплошаю, я не испорчу праздника убогим убранством, выпалив сразу же: «Это я». Нет, я повременю и буду с ними холоден… Холоден до враждебности! Боюсь, что у меня не получится холодности, если я не доведу ее до враждебности. Так легче. Нужно придумать какой-нибудь повод, чтобы говорить с ними жестко, а то даже накричать на них. Я сделаю вид, что их дело кажется мне очень подозрительным и загадочным, и что сперва нужно все тщательно расследовать и выяснить».

Но главная идея этой истории, составляющей две трети главы «Микец» и придуманной не Всевышним, а Йосефом, выражена, пожалуй, в следующих словах, вложенных Томасом Маном в уста его Йосефа: «Как можно торопить такую историю Божию, не запасшись терпением, чтобы тщательно украсить ее! Даже если пройдет целый год, прежде чем они вернутся с Беньямином, я скажу, что это не слишком долго. Что такое год в сравнении с этой историей!»

Итак, вслед за Манном можно правдоподобно предположить, что Йосеф, почувствовавший смысл и красоту божественного плана, решил «потянуть» с ним. Он пожелал эту историю продолжить, приукрасить, придать ей дополнительный блеск. Так, Йосеф вернул деньги, полученные от братьев за хлеб, подсунув их к ним в мешки. По мнению Манна он размышлял: братья «испугаются, увидев в этом какое-то загадочное предвестие. И почувствуют, что кто-то желает им добра и в то же время подтрунивает над ними». А потом подложил свою чашу в мешок Беньямина.

Та часть романа Томаса Манна, которая посвящена нашему недельному чтению, именуется «Священная игра». Автор пишет: «Священная игра приближалась к своему высшему взлету, и от десяти братьев зависело, будут ли они участвовать в нем, прибыв к месту действия, или же только узнают о нем с чужих слов… Это во многом определяло его, Йосефа, отношение к ним в будущем».

И все-таки, зачем была нужна эта игра, каков ее духовный смысл и статус?

Мы видим, что Йосеф решился подыграть провидению, что он решил расцветить и приукрасить Божественный план. Но ведь это вполне естественно. Всевышний создал человека красивым, но человек продолжает украшать свое тело одеждой, подчеркивая ею одни свои свойства и скрывая другие. Если человек не культурист, т.е. если он не занят специальным освоением собственного тела, то в бане он менее выразителен, чем в салоне.

Что, в конце концов такое культура, и прежде всего искусство, если не попытка «подыграть» Всевышнему?

Йосеф был пророк и политик, и он мог позволить себе творить в самой жизни, творить саму жизнь. Но тем самым Йосеф привнес в Тору свою собственную прекрасную и трогательную главу, которой могло бы и не быть. Таким образом, то, что совершил Йосеф, было неким искусством, которому нет названия, настолько оно базисно и первично. Но мы ясно видим, что всякое подлинное искусство в своей основе восходит к этому порыву – к распознанию Божественного замысла и раскрытию его в этом мире, к порыву «подыграть» Всевышнему.

То, что сделал Йосеф, не дано было сделать никому другому. Ведь он фактически дописал целую главу Торы, по меньшей мере Тора сочла уместным пересказать то, что Йосеф сознательно «присочинил» самой своей жизнью. При этом важно понимать, что «первичное искусство» Йосефа - занятие очень ответственное. Ведь если в искусстве мы еще можем позволить себе какие-то эксперименты и вольности, то вмешательство в ход Провидения - дело в высшей степени тонкое, и игра Йосефа нам ясно показывает, в каких пределах это вмешательство оправдано и осмысленно. Однако об этой стороне проблемы уместней будет поговорить в следующий раз. Сейчас я бы хотел обратить внимание на саму эту еврейскую склонность к «сочинительству».

Народ книги

Известное изречение, что еврейский народ – это народ Книги, может быть понято так же и в том смысле, что он эту Книгу истолковывает, осмысляет, а значит и в определенном смысле продолжает. Иными словами, хотя и не так как Йосеф, но, тем не менее, всякий еврей как-то сам дописывает Тору, домысливает, развивает (в своих истолкованиях, в своих «диврей Тора») ее истории.

Одним из последних оригинальных достижений европейской мысли считается деконструктивизм. Согласно этой теории, предложенной французом Жаком Деррида, Автор и Читатель в равной мере отвечают за смысл текста. Вот какое определение дает этому подходу философский словарь: «Исходный пункт деконструктивизма – невозможность находиться вне текста. Всякая интерпретация и критика, допускающие внеположенность исследователя тексту, считается заведомо несостоятельной». В сущности это тот же самый принцип, который был сформулирован в физике как принцип неопределенности. В макрофизике прибор всегда находится вне объекта, линейка никак не влияет на процесс измерения. В микрофизике же прибор всегда настолько «груб», что неизбежно влияет на измерение объекта. Иными словами, объект и прибор создают некое исходное единство, они в равной мере отвечают за знание. Но если даже в неживом мире это так, то тем более в «гуманитарной» сфере следует ожидать подобных эффектов.

Но в еврейской традиции аналогичная идея была провозглашена по меньшей мере еще несколько столетий назад, когда среди каббалистов стало распространяться представление о том, что у Торы даже не семьдесят (о чем говорится еще в Зогаре), а в сущности все шестьсот тысяч ликов, т.е. весь «кнессет Исраэль», все собрание еврейских душ, восходящих к тем коренным душам, которые стояли у горы Синай и клялись «исполним и послушаем». Согласно этому взгляду, каждая еврейская душа привносит в мир какое-то свое новое видение, свое неизвестное до нее истолкование Торы, какие-то свои уникальные «диврей Тора». Дописывать Тору, т.е. продолжать ее в мидраше, в истолковании – это предназначение каждой еврейской души.

Но предел у этого набора истолкований, разумеется, признается. У Торы семьдесят ликов (число семьдесят символизирует полноту). Однако все же семьдесят, но не семьдесят один. Заранее можно сказать, что существуют такие интерпретации понимания слов Торы, которые выходят за допустимые самим Всевышним пределы. И книга «Зогар» описывает их в следующих выражениях: «Святой, благословен Он, внимает голосу тех, кто занимается Торой. И из каждого слова, обновленного в Торе тем, кто трудился над Торой, Он создает один небосвод. Мы учили: В тот час, когда слово Торы обновляется в устах человека, это слово возносится и предстает перед Святым, благословен Он. И Святой, благословен Он, берет это слово и целует его, и коронует его семьюдесятью коронами, покрытыми резьбой и начертаниями. А слово мудрости, которое обновилось, возносится и садится на главу Праведника, Жизни миров, и летит оттуда, и плывет в семидесяти тысячах миров, и возносится к Ветхому днями… А если ты скажешь, что слово любого человека, невежды, созидает это, приди и взгляни: Если тот, у кого нет пути в тайнах Торы, обновит слова, которые не постиг так ясно, как подобает, то слово это поднимается. И к этому слову выходит муж превратностей, язык обмана из жерла великой бездны. И скачет пятьсот верст навстречу новому слову. И берет его, и идет с этим словом в глубь своей бездны, и создает из него небосвод лжи… И оттуда выходит она и умерщвляет многие тысячи и тьмы. Ибо, когда она находится на этом небосводе, есть у нее власть и мощь облетать весь мир за одно мгновение».

Я воздержусь от того чтобы оценивать, какая интерпретация остается в пределах консенсуса, а какая оказывается во вне. Я лишь упомяну, что на протяжении веков среди ревностно соблюдающих Тору евреев всегда встречались такие группы, которые в глазах друг друга выглядели как обитатели преисподней (как будто бы их словом уже овладел «муж превратностей»). В Средние века такого рода жесткое противостояние наблюдалось между приверженцами рационализма и каббалистами, в Новое время между митнагедами и хасидами. В наше толерантное время противостояние это не столь заметно, поскольку прямой полемики почти не ведется, но, тем не менее, среди иудеев можно отчетливо выделить два мира: тех, кто склоняется к интерпретации Торы в духе экзистенциализма, и тех, кто ее понимает каббалистико-кибернетически.

Что ж, иудаизм действительно слишком широк, и не удивительно, что многие стараются его сузить.


К содержанию









© Netzah.org