Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ



АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты


К содержанию

Недельная глава "Ваигаш"

НА ВЕСАХ ИОВА («Ваигаш» 5765)

Пути скорби

В недельном чтении «Ваигаш» мы вновь вернемся к вопросу чрезмерной страстности, но уже с точки зрения ее пагубности не только для предмета страсти, но в первую очередь для того, кто саму эту страстность испытывает.

А в главе «Ваигаш» действительно имеется два фрагмента, учащие о негативном характере страстей. В одном эпизоде Йегуда в следующих словах описывает, что произойдет с Иаковом в случае пленения Беньямина: «И будет: увидев, что нет отрока, он умрет, и сведут рабы твои седины раба твоего, отца нашего, в скорби в преисподнюю» (Берешит 44.31).

Итак, мы видим, что Йегуда отдавал себе полный отчет в чрезмерной страсти Иакова по отношению к Беньямину, причем одновременно как бы прозревая, что страстная любовь ведет человека именно в преисподнюю, т.е. в посмертный мир скорби.

Далее мы встречаем следующие странные слова: «И сказал Израиль Йосефу: Умру теперь, увидев лицо твое, ибо ты еще жив» (Берешит 46.30).

Раши в этой связи замечает: «Мидраш (Танхума) гласит: я думал, что мне умереть дважды: в этом мире и в мире грядущем, потому что Шехина устранилась от меня, и я полагал, что Святой, благословен Он, взыщет с меня за твою смерть. Теперь же, поскольку ты жив, мне умереть лишь один раз».

Как мы видим из приведенного комментария, сам Иаков ожидал в связи со своей страстной любовью к сыну что-то вроде «преисподней».

В любом случае очевидно, что в этом неожиданном комментарии проговаривается именно тот самый духовный закон, о котором мы говорили в прошлый раз. Иаков ощутил, что именно его чрезмерная любовь к Йосефу явилась причиной его злоключений, или, как он раньше полагал - гибели. Теперь же Иаков осознал, что эта страсть угрожает лишить его не только земной, но и грядущей жизни!

Благодаря влиянию определенного рода художественной литературы для многих людей наивысшей жизненной задачей представляется пережить «всепоглощающую страсть». Некоторые наивно воспринимают страсть своей человеческой основой, «экзистенцией», но на самом деле страсть – это лишь та среда, в которой экзистенция свершается, нимало с самой страстностью не отождествляясь. Так Сартр пишет: «Человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал, и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает. Экзистенциалист не верит во всесилие страсти. Он никогда не станет утверждать, что благородная страсть – это всесокрушающий поток, который неумолимо толкает человека на совершение определенных поступков и поэтому может служить извинением. Он полагает, что человек ответственен за свои страсти».

В человеческой жизни страстность и необходима и неизбежна, но человек призван постоянно осознавать ее двуликость, а именно, что с одной стороны страстность создает жизненность и связанность с бытием, а с другой, что сама по себе она смертоносна, а потому должна находиться под полным контролем самого человека.

При этом сами страсти имеют склонность разгораться, вовлекая в пожарище все новые и новые сердца. Так было и в случае с Иаковом. Мы читаем: «Израиль любил Йосефа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его; и сделал ему разноцветную рубашку. И увидели братья его, что отец их любит его более всех братьев его; и возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно».

Страстная любовь отца к одному из сыновей породила в сердцах остальных братьев не менее страстную ненависть: «И завидовали ему братья» (37.2-12)

В этой связи уместно обратиться к образу Иова, которого иудейская традиция склонна порицать за чрезмерную страстность и несогласие принять ниспосланную ему Всевышним судьбу.

Праведное упорство

Между тем следует заметить, что в конечном счете страстность Иакова была прощена, а его любовь была вознаграждена. Иаков обрел и Йосефа, и Беньямина. Подобным образом и Иов вновь обрел детей, при этом, как полагает Лев Шестов, тех же самых, а не других. Следует отметить, что для такой трактовки имеются определенные основания в тексте. Так, в начале книги мы читаем: «И родилось у него семеро сыновей и трое дочерей» (1.2), в конце же говорится: «И стало у него семь сыновей и три дочери» (42.13). Как мы видим, число сыновей и дочерей осталось тем же, но при этом о вторых в отличие от первых не сказано, что они «родились».

Постоянно возвращающийся к образу Иова Кьеркегор пишет: «Иов благословен. Ему вернули все, что у него было, и даже вдвойне. И это называется повторением… Таким образом есть повторение. Когда оно наступает? Когда оно наступило для Иова? Когда всякая мыслимая для человека несомненность и вероятность говорит о невозможности».

Иову было возвращено все, что он утратил, потому что он дерзнул противопоставить свои страдания всему мирозданию: «Если бы взвешено было страдание мое и бедствие мое на весы положено вместе с ним. Тогда было бы оно тяжелее песка морского – оттого слова мои рвутся из горла» (6.2).

Лев Шестов, любивший цитировать эти слова и даже написавший книгу под названием «На весах Иова», доказывает внутреннюю правоту и правду такого максималистского отказа страдальца смириться с жестокой действительностью.

Это очень важный момент, на котором следует отдельно остановиться. Человек призван к бесстрастию и смирению, но это лишь с одной стороны. С другой стороны, он также призван и к тому, чтобы никогда внутренне не соглашаться с несправедливостью и утратой.

В Талмуде сказано, что к человеку, потерявшему жену, следует относиться как к человеку, в дни которого был разрушен Храм. Это очень примечательное сравнение. Ведь скорбь по разрушению Храма не знает срока давности. День Девятого аба – это день великого траура, который благочестивые евреи (в какие бы дни они не жили) отмечают постом и в который – что опять же знаменательно – разрешено читать (помимо фрагментов, связанных с разрушением Храма) лишь книгу Иова.

Итак, при определенных условиях упорная и неизбывная скорбь (которая, казалось бы, должна «сводить седины раба в преисподню») превращается в источник жизнеутверждения. Однако важно понимать, что упрямое несогласие с постылой действительностью имеет малого общего с первичной страстностью. Это особое дерзновение, которое чтится и вознаграждается небесами.

Смена судьбы

Здесь было бы уместно коснуться вопроса изменения судьбы. В самом деле, чем является «повторное» обретение своих детей Иаковом и Иовом, как не сменой судьбы?

Само по себе это выглядит странно. Действительно, если человек осужден Всевышним, то вроде бы наивно думать, что он избежит смерти, если проявит осторожность. Ведь даже если он сможет уберечься один раз, смерть настигнет его в скорости в другом месте. Но бывает и наоборот: приблизившись к человеку однажды, смерть забывает о нем на десятилетия. Почти каждый человек хранит в памяти, по меньшей мере, несколько случаев, когда он находился на краю гибели, а ведь с той поры он все живет и живет. Что значило тогда это минутное приближение смерти?

Мы вправе предположить, что прикосновение смерти - это всегда знак. Знак, который в случае безразличия к нему ведет к повторному явлению смерти, а в случае покаяния приводит именно к смене судьбы.

В Торе рассказывается о том, как повлияла на судьбу Аврама смена его имени (на Авраама): «И сказал Аврам: ведь Ты не дал мне потомства, и вот домочадец мой наследует мне. И вот, сказано ему слово Господа: не будет он тебе наследовать; но тот, кто произойдет из недр твоих, будет тебе наследовать. И вывел он его наружу, и сказал: посмотри-ка на небо и сосчитай звезды; если ты сумеешь счесть их? И сказал Он ему: таково будет потомство твое» 15.2-3..

Раши комментирует эти слова следующим образом: «Согласно прямому смыслу, вывел его из шатра. А согласно аллегорическому толкованию, сказал ему: «Оставь свою астрологию. По звездам ты видел, что не будешь иметь сына. Авраму не иметь сына, но у Авраама будет сын. Сарай бесплодна, но Сара родит. Я дам вам другое имя, и участь ваша (планета ваша) изменится.»

Итак, по естественным законам Аврам и Сарай были осуждены умереть бездетными. Это было очевидно всякому человеку, даже не искушенному в медицине и астрологии.

Сменить судьбу означает измениться по существу, изменить все свое самоощущение, но тем самым это означает сменить имя. Действительно, имя человека воспринимается как глубина его самоидентификации. При всем том, что имен заведомо меньше, чем людей, и многие носят одни и те же имена, все они воспринимают их все же не как родовое название, а как глубоко личную характеристику. Человек может отметить в другом человеке «тезку» и даже признать, что это обстоятельство их своеобразно сближает. Но никому не придет в голову обобщаться на основе имени (что естественно делать на основе фамилии) и заявлять: «Мы – Шимоны - так не поступаем», или «У нас, у Рувенов, в роду таких не было».

Глубоко личностное восприятие имени усматривается также и в совершенно иррациональной обиде, которую человек невольно испытывает, когда кто-либо забывает его имя. Казалось бы, на что тут обижаться, главное, что тебя визуально опознали! Но все же обычно человек бывает задет, если его по ошибке называют другим именем.

Но любое глубокое внутреннее изменение человека, даже не сопровождавшееся сменой имени, неизбежно сказывается на человеческой судьбе.

Таким образом приближение смерти, особенно в том случае, если оно каким-то образом пробудило в человеке его внутреннее существо, заставило задуматься и тем самым как-то поменяло его самоидентификацию - вполне может быть единократным.


К содержанию









© Netzah.org