Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ



АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты


К содержанию

Недельная глава "Ваэйра"

МАЛОДУШИЕ РАЗУМА («Ваэйра» 5772 - 19.01.2012)

Не одно ли это и то же: «малодушие» и «здравый смысл»? Не теми ли же самыми мотивами, в конечном счете, руководствуются трусы и рационалисты? На первый взгляд, это предположение может показаться вздорным. Разум ассоциируется у нас с дерзновением и бесстрашием, а вовсе не с робостью и пугливостью. Между тем существует философ, который поставил между рационализмом и малодушием знак тождества – и это Лев Шестов. Согласно Шестову, разуму не по пути с верой, а «самоочевидные истины» всеми силами противятся откровению и свободе.

Трудная вера

В недельной главе «Ваэйра» Всевышний сообщает еврейскому народу, что Он выведет его из Египта и примет Себе в народ: «И Я услышал также стенание сынов Израилевых, которых Египтяне порабощают, и вспомнил завет Мой, Потому скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас из-под ига Египтян, и избавлю вас от служения им, и спасу вас мышцею простертою и казнями великими. И Я приму вас к Себе в народ и буду вам Богом, и вы узнаете, что Я Господь, Бог ваш, выведший вас из-под ига Египетского. И введу вас в землю, о которой Я поднял руку Мою, (клянясь) дать ее Аврааму, Ицхаку и Йакову, и дам Я ее вам в наследие. Я Господь. И говорил так Моше сынам Израилевым, но они не послушали Моше по малодушию («коцер руах») и от тяжелой работы». (6:5-9)

Итак, мы видим, что в первый момент, когда Всевышний объявил сынам Израиля о том, что они приняты к Нему в народ, они как будто бы не поверили. Потом, у горы Синай еврейский народ скажет «выполним и постигнем», но в первый миг он как будто бы отшатнулся от предложения Всевышнего, «не послушался Моше». Но тем самым Израиль как будто бы подписался под многочисленными антисемитскими заявлениями, отвергающими саму возможность избрания Единым Богом одного отдельного народа.

В самом деле, как Бог всех людей может «принять Себе в народ» отдельное племя? Как тот, кто создал Адама по Своему образу и подобию, может провозгласить «Своим» одного из его потомков в противоположность всем остальным? Что можно возразить на утверждение Руссо: «Тот, кто может начать с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального человечества, не есть общий отец человечества»?

Руссо, разумеется, передергивает: избрав Израиль, Бог не отворачивается от остального человечества («в тебе благословятся все народы»), но от этого вопрос избрания не лишается парадоксальности, смущающий человеческий ум. А раз так, то может быть и сыны Израиля в первый момент отвергли этот абсурд? Может быть, они просто вместе с Руссо не поверили в саму такую возможность? Традиция, разумеется, так не считает. В частности, Рамбан пишет: «не потому что не верили Всевышнему и Его пророку, а потому что не прислушивались к Его словам... Малодушие – это страх, что Паро убъет их мечом».

Иными словами, сыны Израиля не поверили Моше не в силу нелогичности его веры, а от страха. Между тем результат получился вроде бы тот же самый – не поверили, что «избавит», не поверили, что «примет Себе в народ»! То есть формально признали, что «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального человечества, не есть общий отец человечества»!

Но тогда невольно возникает вопрос: а не одно ли это и то же: «малодушие» и «здравый смысл»? Не теми ли же самыми мотивами, в конечном счете, руководствуются трусы и рационалисты?

Экзистенциальный анализ

На первый взгляд, это предположение может показаться вздорным. Разум ассоциируется у нас с дерзновением и бесстрашием, а вовсе не с робостью и пугливостью. Между тем существует философ, который поставил между рационализмом и малодушием знак тождества – и это Лев Шестов. Согласно Шестову, разуму не по пути с верой, а «самоочевидные истины» всеми силами противятся откровению и свободе.

Прежде всего Шестов подмечает, что согласно откровению, человеческая мудрость проистекает из отравленного источника, проистекает из греха первого человека. Она по змеиному изворачивается, чтобы представить себя здоровьем, а веру болезнью. Шестов пишет: «Гегель, хотя он и презирал Библию и потому никогда не давал себе труда задуматься над философским значением сказания о грехопадении, все же был прав, утверждая, что плоды с дерева познания добра и зла есть то, что на современном языке называется разумом, черпающим все из самого себя, и что после Сократа стало принципом философии на все последующие времена. Но Гегель никогда не мог решиться сделать из этого положения все выводы, которые он предполагает, и заявить, как Спиноза: "мы поэтому с абсолютной достоверностью заключаем, что ни Писание к разуму не должно быть приспособлено, ни разум к Писанию» 431

По Шестову, «вечные» парализующие сознание «самоочевидные истины» проистекают именно из малодушия: «человек больше всего на свете боится тревоги и все усилия направляет к тому, чтоб погасить ее в себе. Принять что угодно - даже материю, косность, безразличные ко всему законы - за нечто навеки непреодолимое и не подлежащее преодолению, чтобы только больше не тревожиться и не бороться, non lugere neque detestari, - греческая философия никогда не решалась выйти за пределы этого идеала». «Мы знаем из истории, что две с половиной тысячи лет тому назад в Афинах отравили Сократа... Если бы кто сказал Спинозе, Лейбницу или Канту, что истине "Сократа отравили" положен срок и, рано или поздно, мы отвоюем себе право утверждать, что никто никогда Сократа не отравлял, что эта истина, как и все истины, находится во власти высшего существа, которое, в ответ на наши взывания, может ее отменить, они увидели бы в этом дерзновенное и кощунственное посягательство на священные права разума и вознегодовали бы, как негодовал сам Лейбниц, когда вспоминал о декартовской горе без долины. То, что на земле отравляют праведников, как собак, - не тревожит философов, ибо, по их мнению, это философии ничем не грозит. А вот допущение, что "высшее существо" может избавить нас от кошмара вечной истины об отравленном Сократе, - им представляется не только нелепым, но и возмутительным, и не только не удовлетворяет, не убеждает, но раздражает их до последней степени. Они, правда, предпочли бы, чтобы Сократа не отравляли, но раз его уже отравили, то нужно смириться и разве что придумать какую-нибудь теодицею, которая если не заставит нас совсем забыть, то по крайней мере ослабит впечатление от ужасов, наполняющих собой жизнь».

«Для того чтоб обрести истину, нужно "убить" самоочевидности: Justus ex fide vivit. Это исходный пункт того, что Киркегард впоследствии назовет экзистенциальной философией, которую он противопоставляет философии умозрительной, завещанной нам греками. Для Киркегарда... умозрительная философия есть мерзость запустения - и именно потому, что она посягает на всемогущество Божие. Философия умозрительная преклоняется пред самоочевидностями: Киркегард провозглашает философию экзистенциальную, имеющую своим источником веру и самоочевидности преодолевающую. От Гегеля, знаменитого professor publicus, он идет к частному мыслителю - Иову, разуму греков он противоставляет Абсурд: начало философии не удивление, как у Платона и Аристотеля, а отчаяние (de profundis ad te, Domine, clamavi), на место credo, ut intelligam он ставит credo, ut vivam. Образцом "мыслителя" для него является не Сократ, который был, как Киркегард и сам признает, замечательнейшим из людей, живших до того, как Св. Писание стало достоянием Европы, а Авраам, отец веры. У Авраама его вера была новым, дотоле неизвестным миру измерением мышления, не вмещающимся в плоскость обыденного сознания и взрывающим все "принудительные истины", подсказываемые нам нашим "опытом" и нашим "разумением". Но только такая философия может быть названа иудейско-христианской: философия, ставящая себе задачей не приятие, а преодоление самоочевидностей и вносящая в наше мышление новое измерение – веру».

Пожалуй, ничто в Торе так не подтверждает этого важнейшего положения шестовской философии, как история о малодушном отказе сынов Израиля поверить в то, что Бог действительно примет их Себе в народ. Рабское иго выглядело для них в тот миг достовернее и надежнее Создателя, для которого, по слову пророка, нет ничего невозможного (Иерем 32:27).


К содержанию









© Netzah.org