Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
Недельное чтение «Ваейра» начинается словами: «И говорил Бог Моше, и сказал ему: Я Господь, являлся Я Аврааму, Ицхаку и Иакову Богом Всемогущим, а именем Моим «Предвечный» не открывался им. И Я поставил завет Мой с ними, чтобы дать им землю Кнаанскую, землю пребывания их, в которой они пребывали. И Я услышал также стенания сынов Израилевых, которых Египтяне порабощают, и вспомнил завет Мой. Поэтому скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас из-под ига Египтян, и избавлю вас от служения им, и спасу вас мышцею простертою и казнями великими. И Я приму вас к Себе в народ и буду вам Богом, и вы узнаете, что Я Господь, Бог ваш, выведший вас из-под ига египетского. И введу вас в землю, о которой Я поднял руку Мою, (клянясь) дать ее Аврааму, Ицхаку и Иакову, и дам Я ее вам в наследие. Я Господь. И говорил так Моше сынам Израилевым, но они не послушали Моше по малодушию и от тяжелой работы». (6.2-9)
Итак, Всевышний изложил Свою сионистскую программу… но народ не послушался.
Иногда возникает вопрос: что такого чудесного было в исходе? Почему традиция воспринимает исход как своеобразный эталон чудотворства? Были какие-то странные природные явления, к описанию которых даже некоторые ученые относятся с доверием и пытаются дать им рациональное объяснение. Явления эти действительно впечатляют, но ведь бывали чудеса еще более грандиозные, произошедшие уже после исхода. Например, остановка солнца. По-видимому, чудесность исхода связана прежде всего с тем, что под впечатлением этих страшных и странных стихийных явлений стала меняться, высвобождаться психика плененного народа. Чудесность исхода прежде всего заключается в том, что Всевышний явно вмешался в ход истории и через это вмешательство оказал влияние на Свой народ.
Тора ясно показывает, что с точки зрения политической ситуации исход был предприятием совершенно фантастическим и безнадежным. Никакой личный пример, никакое лидерство само по себе не могло бы вдохновить народ на столь отчаянное предприятие. Оглушенность рабским трудом с одновременной погруженностью в мир египетских ценностей и представлений совершенно не позволяли народу загореться идеей освобождения. А ведь убедить евреев было лишь полдела. Не менее важно было убедить и Паро. «И сказал Господь Моше, говоря: Войди, скажи Паро, царю египетскому, чтобы он отпустил сынов израилевых из земли своей. И говорил Моше пред Господом, сказав: вот, сыны израилевы не слушают меня, как же послушает меня Паро? А я тяжел устами» (6.10-12)
Итак, сомнения Моше были более чем понятны. Перед ним была поставлена совершенно непосильная задача. Важно понимать: никакой «революционной ситуации» в ту минуту не существовало. «Грех аморейца исполнился» (Брешит 15.16), и в этом отношении ситуация «созрела», но сынов Израиля Всевышний застал совершенно врасплох. Он поднял народ вопреки его моральному состоянию, а не благодаря ему. И прежде всего именно это обстоятельство выводит чудо исхода из общего ряда исторических явлений, всегда строящихся на вызревании идей. Это был тот случай, когда именно бытие, божественное бытие определило человеческое сознание, а не наоборот. Не идеи пробивали и изменяли действительность, а божественная действительность ворвалась в мир человеческих идей и представлений и изменила их.
Мы привыкли к совершенно другому. Например, то же сионистское движение, сложившееся в конце ХIХ-го века, дело которого многим казалось совершенно безнадежным - исходно находилось в принципиально гораздо более благоприятных условиях. Идея возвращения евреев в Сион охватила достаточно широкие массы, а кое-какие европейские политики отнеслись к ней вполне благосклонно. Сионизм справедливо выглядел отчаянным предприятием, выглядел «сказкой», но все же нашлось немалое число евреев, которые захотели, чтобы он только сказкой не оставался.
Но, как мы видим, в Египте ситуация была иной, там зажечь народ идеей «еврейского государства» в «Палестине» представлялось делом совершенно немыслимым. Таким образом мы видим, что однажды Всевышний решил явно вмешаться в историю, Он до предела использовал несвободу свободного существа, Он принудил еврейский народ к свободе.
Песах справедливо зовется праздником свободы (как говорится в пасхальной агаде: «Сегодня мы рабы, завтра свободные люди»). Но при этом важно отдавать себе отчет в том, что эта свобода явилась в результате Божественного насилия над историей. Исход был осуществлен силами Самого Всевышнего, и именно поэтому традиция выделяет историю исхода как «нес галуй», т.е. как ослепительное явное «открытое чудо».
Но с чем это могло быть связано? Почему Всевышний, который никогда не насилует природу и напрямую не вмешивается в историю, но желает, чтобы все вызревало само, в данном случае изменил Себе?
На этот вопрос традиция дает однозначный и вполне исчерпывающий ответ. Приведу его со слов Магараля: «Причина состоит в том, что Святой хотел, чтобы Израиль был Его собственным народом, чтобы он был выведен из владения египтян для того, чтобы стать Его рабом. А то, что посвящено именно Ему, подобает и отделить именно Ему» («Гвурат Ашем» 55)
Иными словами, Всевышний вмешался в историю напрямую, для того чтобы Своим явным вмешательством установить в мире Свое явное представительство – народ священников – Израиль. Своим явным вмешательством, явным присутствием Всевышний заявил о Себе, как о внеприродном, сверхприродном Божестве, которому подчинены все стихии. Всевышний решил силой приобрести Себе евреев, чтобы никто никогда из них не мог сказать, что он вышел из Египта из-за сложившейся там «революционной ситуации» и что он не посвящен Всевышнему.
Но тут нам впору задаться другим важным вопросом, который я надеюсь подробно рассмотреть в связи со следующими недельными чтениями, а именно как соотносится свобода человека с Божественным предопределением, с Божественным диктатом? До какой степени Всевышний может принуждать человека, и где в этом отношении кончаются, если вообще кончаются, Его возможности?
Мы видим, что Всевышний как бы принуждал еврейский народ к свободе, причем этот дух принуждения мы улавливаем так же в других эпизодах нашего недельного чтения. Прежде всего, это видно в отношении Паро. Всевышний не только «дрессирует» египетского царя, заставляя его отпустить евреев. Он как будто бы посягает на саму его волю. Во всяком случае, у некоторых возникает соблазн именно так трактовать следующие слова Торы: «Но Господь сказал Моше: смотри, Я поставлю тебя вместо Бога пред Паро; а Аарон, брат твой, будет говорить Паро, чтобы он отпустил сынов Израилевых из земли своей. Но Я ожесточу сердце Паро и умножу знамения Мои и чудеса Мои в земле Египетской» (7.1-3).
Об этом «принудительном» ожесточении в Торе будет говориться еще не раз, в том числе повторены эти слова и в нынешнем недельном чтении: «Господь ожесточил сердце Паро, и он не послушал их, как говорил Господь Моше» (9.12). Однако в данном пасуке существенно, что Всевышний именно предсказал, что Он «ожесточит сердце Паро», и наше недельное чтение завершается знаменательными словами: «И ожесточилось сердце Паро, и он не отпустил сынов Израилевых, как и говорил Господь через Моше» (9.35)
Иными словами, Всевышний и предсказал, что «ожесточит сердце», и сделал это. Как нам следует понимать это предопределение?
Иудаизм верит, что человек свободен, что Всевышний никогда не станет насиловать его волю, переиначивать ее изнутри. Раши в этой связи пишет: «Если Всевышний ожесточил сердце Паро, то в чем же его вина? На это существует два ответа. Во-первых, Паро обрек евреев на страдания еще задолго до того, как Всевышний сказал: «Я ожесточу сердце Паро» - за это у Паро и была отнята возможность раскаяния. Во-вторых, половина казней была ниспослана на Паро в тех случаях, когда он сам упрямился и не хотел отпускать евреев, как сказано: «И укрепил Паро свое сердце». Когда же казни усилились его сердце смягчилось, и он стал думать, чтобы отпустить евреев, но не по воле Всевышнего, а из-за тяжестей казней. Тогда-то Всевышний и ожесточил его сердце. И об этом Всевышний сказал Моше заранее: что Он ожесточит сердце Паро и что Паро не отпустит еврейский народ».
Между тем вопросы остаются, а вера в то, что человеческие поступки предопределены не самим человеком достаточно распространена в мире. Так маркиз Де Сад вкладывает в уста одной своей героини следующие слова: «Согласиться с тем, что человек свободен, можно лишь допустив, будто он сам решает, что ему делать. А если это решают за него его страсти, данные ему природой, то как можно тут рассуждать о свободе? Силы желаний предопределяют его поступки с той же неукоснительностью, что и четырехфунтовая гиря перевешивает двухфунтовую.
И еще я хотела бы попросить моего воображаемого собеседника: пусть объяснит он, что мешает ему думать обо всем этом так, как думаю я, и почему я не могу заставить себя думать так же, как он? Без сомнения, он ответит, что его знания и его чувства, именно они заставляют его думать определенным образом. Но признав верным это утверждение, в глубине которого скрыто доказательство того, что он неволен думать, как я, равно как и я не вольна мыслить как он, воображаемый собеседник вынужден будет признать и то, что мы не свободны выбирать тот или иной образ мыслей. А если мы не свободны в мыслях, то как мы можем быть свободны в поступках?»
Но некоторые «воображаемые собеседники», согласившись с предопределенностью человеческих мыслей и дел, усматривают их корень не в природе, а в произволе Всевышнего. Веру в предопределение человеческих поступков (опираясь, в частности, на слова Торы об «ожесточении сердца» Паро) исповедовал не только Кальвин, но и Лютер. Этим теологам и проповедникам несвобода человека перед лицом Всевышнего была необходима для того, чтобы покончить с человеческой самоправедностью. Лютер писал: «Бог хочет спасти нас не нашей собственной праведностью и мудростью, но правосудием, которое исходит не из нас и имеет начало не в нас, но которое приходит к нам извне; оно возникает не на нашей земле, но приходит с неба… Кто насыщен своей истиной и мудростью, не постигнет Божьей истины и мудрости». В этом учении о предопределенности поступков Лютер видел высшее выражение веры: «Высшая степень веры, верить, что тот милосерд, кто столь немногих спасает и столь многих осуждает, что тот справедлив, кто по своему решению, создал нас грешниками»
Как бы то ни было, но можно заметить, что представления о том, что человек несвободен, достаточно широко распространены и неплохо аргументированы. Однако в иудаизме подобные представления не привились. Иудаизм признает, что «все предвидено», но вместе с тем все же парадоксально провозглашает, что «свобода дана». Об иудейских представлениях о свободе воле я надеюсь поговорить в следующих раз.