Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельном чтении "Бо" учреждается празднование Песаха и при этом дается строжайший запрет на использование и даже хранение квасного хлеба. Мы читаем: "И да будет вам день сей в память, и празднуйте его как праздник Господу в роды ваши; как установление вечное празднуйте его. Семь дней ешьте опресноки; точно к первому дню устраните квасное из домов ваших, ибо всякий, кто будет есть квасное с первого дня до седьмого дня, душа та истреблена будет из среды Израиля." (12:14-15).
Итак, истреби квасное, или будешь истреблен сам! Что означает этот суровый запрет? Какие вообще продукты запрещены к использованию и даже хранению?
Прежде всего речь идет о самом квасном хлебе, а также о всех видах муки и мучных продуктов, коль скоро они имеют свойство заквашиваться при известной влажности. К этому базисному списку мудрецы добавили ряд других снедей, в том числе макоронные продукты. Более того, в дни Песаха в еврейских домах запрещено держать даже зерно. Как явствует из приведенных слов Торы, все эти продукты, хранящиеся на еврейских складах, должны были бы быть уничтожены, если бы мудрецы не предложили временно продавать «хамец» инородцам.
Исходно процедура продажи предусматривалась для торговцев, хранящих квасное в коммерческих количествах, что же касается частных лиц, то от них в целом ожидалось именно "уничтожение" квасного, то есть полное его потребление перед Песахом и сожжение остатков перед праздником (не позднее чем утром четырнадцатого нисана).
Между тем, когда это затруднительно, и еврею жалко уничтожать остающиеся у него запасы муки, водки, макарон и прочей квасной снеди, то он имеет полное право их продать, указав в соответствующем списке место их хранения, и передав их во владение раввину, который передает список дальше, пока он не попадает в руки доверенного инородца. С той минуты, согласно договору, в течение недели этот инородец становится полноправным владельцем еврейского «хамеца».
Часто можно услышать о том, что эти действия напоминают детскую игру и представляют собой нелепую фикцию, призванную изменить исходную волю Законодателя. В самом деле, исходно запрет хранить в доме квасное выглядит похожим на законы шмиты, которые требуют от человека полного доверия Богу. Ведь оставлять каждые семь лет под паром не какую-либо часть Эрец Исраэль, а ее всю, требует полного полагания на Всевышнего и полного отказа от человеческого расчета. Как известно, невыполнение законов шмиты явилось одной из основных причин, вызвавших первое пленение - "галут Бавель".
Запрет хранения «хамеца» по замыслу выглядит вроде бы точно таким же законом: еврей как бы призван не запасать квасные продукты, а тем самым полагаться на Всевышнего.
Но мы вроде бы видим явную попытку уклониться от этого ясного и однозначного требования - то что согласно Торе, должно быть уничтожено, во избежание этого временно продается.
Однако, если вдуматься, то это выглядит фикцией лишь на первый взгляд. В том то и дело, что временная продажа квасного осуществляется в рамках полноценной торговой сделки, и евреи всегда должны считаться с угрозой не получить свою муку назад. Как бы то ни было, в голодный период становится совсем небезразлично, кому принадлежит зерно – еврею или инородцу, который не сделает ничего дурного, если употребит честно приобретенный им «хамец».
В этом отношении поучительно привести следующий отрывки из рассказа "Чему я научилась в доме своего отца" из собранных Яффой Элиаш воспоминаний хасидов, переживших катастрофу.
"В Берген Бельзене приверженность Брони задаче обучения двух ее сыновей, Цви и Ицхака, граничила, по мнению некоторых, с умопомешательством. Она готова была отказаться от собственной пищи в обмен на возможность дать образование своим детям. За кусок хлеба и картофелину господин Раппопорт преподавал ее детям еврейский закон и традиции. Она сама учила детей еженедельному разделу Моисеева Пятикнижия… С приближением Песаха Бронина программа стала более строгой. Она настаивала, чтобы дети изучали все законы и обычаи, относящиеся к этому празднику, пока сама наблюдала за их учебой и суетилась с приготовлением пищи. Старик немец, работающий в душевых, дал ей немного свеклы и картофеля, которые она хранила до праздника, чтобы в течение пасхальной недели можно было обойтись без хлеба.
Броня не успокоилась до тех пор, пока, как того требовала традиция, не избавилась от своего хамеца, от хлеба и прочей пищи, содержащей квасное. Она продала ее на время всей пасхи одной христианке из Праги, жене известного еврейского юриста. Они оба находились теперь в заключении в Берген Бельзене. Бронина продажа хамеца сделалась источником нескончаемых насмешек, люди язвили по ее поводу, отмечая, что эта продажа была конечно исключительно важным делом в это время и в этом месте….
Песах пришел и ушел, а евреи в Берген Бельзене по-прежнему оставались в рабстве за колючей проволокой. В последний вечер праздника в комнату вбежала женщина по имени Майндел Геллер. "Броня, это вопрос жизни и смерти. Прачниковский рабби при смерти. Он почти не ел в течение всего праздника, а теперь он отказывается есть хамец, который не был бы продан перед праздником, как того предписывает закон. Я слышала, что ты единственная во всем лагере, кто продала свой хамец".
Броня не колебалась ни минуты. Она достала буханку белого хлеба, самое драгоценное из всего того, чем она обладала, и отдала ее Прачниковскому рабби.
Люди вокруг недоверчиво покачивали головами. "Горе женщине, которая отдает постороннему последний кусок хлеба, принадлежащий ее детям", - говорили люди в Бронином бараке.
"То, что я видела в доме моего отца и чему научилась в том доме, я желаю видеть моим детям в моем доме. Я не могла выбрать себе дом, но я могу сохранить дух дома моего отца", - сказала Броня, передавая хлеб Майндел….
Майндел Геллер вернулась. Прачниковскому рабби стало лучше. Бронин хлеб спас ему жизнь.
Когда ребецин закончила свою историю, она спросила меня: "Вы знаете цену того хлеба, который я отдала Майнделе Геллер?"
Я отрицательно покачала головой.
"Сегодняшние небоскребы на Таймс Сквер стоят меньше, чем буханка белого хлеба в Берген Бельзене", - сказала Броня Спира".
Яффа Элиаш совершенно не обратила на внимание на то, что Броня получила свой драгоценный хлеб назад только потому, что того пожелала бывшая замужем за евреем пражская христианка. А ведь это удивительно.
Броня по-настоящему рисковала, продав на Песах свой хлеб. Она совершила поступок, который мало кто совершал в тех нечеловеческих условиях, поступок заслуживающий глубокого восхищения. То же, что нееврейка отдала принадлежавший ей хлеб ценою в небоскреб ради причуд чужой веры, заслуживает, по-моему, не меньшего, а возможно даже еще большего изумления и восхищения. Но как бы то ни было, сама эта история ясно показывает, что продажа евреями «хамеца» на Песах в своей основе не является фикцией.