Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе "Мишпатим" мы встречаем два фрагмента, настраивающих нас на откровенно мистический лад. Один пасук гласит: "Вот, Я посылаю ангела пред тобою, чтобы хранить тебя на пути и привести тебя в то место, которое Я приготовил. Блюди себя пред ним и слушайся голоса его, не прекословь ему, ибо он не простит проступка вашего, так как имя Мое в нем. Если же слушаться будешь голоса его и сделаешь все, что Я говорю, то буду враждовать с врагами твоими и теснить притеснителей твоих" (23:20-22). Согласно традиции, здесь имеется в виду верховный ангел – Метаторон, имя которого имеет то же числовое значение (314), что и Всесильный ("шин"// "далет"// "юд") (Сангедрин 38 б).
Второй фрагмент представляет собой откровенно мистическое описание: "И взошел Моше и Аарон, Надав и Авиу, и семьдесят из старейшин Израиля, И видели они Бога Израилева; и под ногами Его как образ кирпича из сапфира и, как самое небо, по чистоте" (24.10). В этом эпизоде пророки не слышали слов Всевышнего, как бывало до сих пор, а созерцали Его.
Возвращаясь к синкретистскому опыту единения со "всем", о котором говорилось в прошлой статье, уместно задаться вопросом: а знаком ли этот опыт иудаизму? Каков его собственный мистический опыт?
Прежде всего следует отметить, что иудаизм отрицает тождество между тем "Высшим Я", о котором говорят синкретисты и многочисленные мистики всех времен и народов, и Богом Израиля. Оно, это "Высшее Я", сопоставимо скорее с неким ангелом, например, с тем верховным Ангелом, о котором говорится в нашей главе, то есть с неким космическим единством. Нееврейские мистики единятся с Космосом, с тем "Всем", в которое не включен трансцентдентный Бог Израиля, но все же Имя Которого в нем! Это отличие важное. В мистике Хехалот еврейский духовидец, прежде чем подняться к престолу Славы, превращался в… верховного Ангела Метатрона, сливался и отождествлялся с ним. Иными словами, с одной стороны у еврейского мистика имеет место "слияния со всем", а с другой – это слияние служит лишь средством прорыва к престолу Того, Кто стоит выше "Всего".
И все же в некоторых аспектах различия ускользают. Ведь при всей своей ясной различенности (в одном случае речь идет о Творце, в другом о творении) в единение вовлекаются действительно "все". В том корне мира, с которым сливается "синкретистский" мистик, Всевышний также каким-то образом присутствует. Не говоря уже о том, что еврейской мистике в целом внятны также и те "синкретистские" речи людей различных вер о "единении" и "слиянии", которые я приводил в прошлый раз. Вот, например, что пишет видный еврейский мистик Моше де Леон (которому критическая наука приписывает авторство Зохара): "Все связано со всем остальным вплоть до самого нижнего кольца цепи, и истинная сущность Бога вверху и внизу, на небесах и на земле, и ничего нет кроме Него. И это имеют в виду мудрецы, утверждая, что когда Бог даровал Тору Израилю, Он открыл ему семь небес, и увидел Израиль, что ничего там нет, кроме Его Славы, Он разверз семь бездн перед его очами, и увидел Израиль, что ничего там нет кроме Его славы. Помысли об этих вещах, и ты поймешь, что сущность Бога связана и соединена со всеми мирами и что все виды бытия связаны и соединены друг с другом, но что они происходят из Его существования и сущности".
В каком-то аспекте становится важным не то, что кто-то сливается с "Высшим Я", а то, как он к этому относится, что он при этом по-настоящему ценит. Иудаизму знаком и иной мистический опыт – опыт сближения, а не растворения. Важно, что сверх суффийского опыта "Бака" (исламского "наджата", буддистской "нирваны" и пр) иудаизму знаком опыт "двекута" - (прилипания), в котором индивидуальность совершающего "двекут" сохраняется, а не растворяется. Другими словами, по-настоящему важным в еврейском опыте является то, что он не видит в слиянии с "Высшим Я"… "наивысшего состояния"!
В приведенном фрагменте Торы пророки "видели Бога Израилева; и под ногами Его как образ кирпича из сапфира и, как самое небо, по чистоте". Но это исключительный, единственный в своем роде фрагмент. Во всех прочих местах Торы пророки никаких мистических явлений не наблюдают, но слышат Божественные речи, лично общаются с Богом Израиля. Все, таким образом, упирается в вопрос приоритета личного общения с "Высшим Я" над слиянием с Ним до полного растворения. Собственно говоря, именно это общение, эта речь как раз и делает "Высшее Я" Богом Израиля, то есть не сокровенным источником, с которым следует отождествиться, а высшей Личностью, в присутствии которой хочется вечно находиться, и словам которой хочется вечно внимать, оставаясь при этом самим собой.
Описания слияния "со Всем", которые я привел в прошлой статье, производят впечатление какого-то прообраза сексуальных отношений ("Ты уже не говоришь больше: до этих пределов – это я. Отбросив "до этих пределов", ты сам стал Всем.» Плотин). Это сходство улавливается в самых разных планах, причем и на "небе" и на "земле" "слияние" сопровождается из ряда вон выходящими ощущениями ("наивысшее состояние, какого только может достигнуть человек" Инайят-хам. «В блажестве, едва переносимом для человеческого сердца, я чувствовал так, будто стройные сферы, медленно вращаясь, плыли во всемирном хороводе, но сквозь меня; и все, что я мог помыслить или вообразить, охватывалось ликующим единством. .. Все было во мне той ночью, и я был во всем" Андреев). Однако характер этих ощущений - безличный; это блаженство, теряющее лицо, теряющее ощущение "я". Но значит ли это, что это "вершина", "высшее состояние"? В том, что касается интимных отношений между мужчинами и женщинами, мнения явно разойдутся. Кое-кому в сексуальной близости будет видеться не только "вершина", но фактически вся "соль" отношений между полами. Но другим людям, даже если они признают эту терминологию, ценным в этих отношениях будет представляться именно все любовное плато, а не этот единственный на нем пик. Для них драгоценна личная связь, для них важно то время, когда даже в темноте "женщина шепчется с мужем своим" (Брахот 3.а), время, когда влюбленные общаются лицом к лицу.
Продолжая эту аналогию, можно сказать, что иудаизм, будучи способным оценить "вершины" мистического единения, ценит отношения "лицом к лицу" с Создателем превыше всего. Мистические экстазы – при всей готовности признать их значимость – выглядят для иудея вершиной лишь в очень узком смысле. Равви Леви из Бердичева с иронией говорит о "великом праведнике" ("цадик гадоль"), сравнивая его с "мелким праведником" ("цадик катан"). Великий праведник, по его словам, уйдя в другой мир, созерцает Всевышнего, предаваясь высшим небесным восторгам. Оказавшийся в том же месте "цадик катан" вместо безмолвного созерцания непрестанно умоляет Всевышнего проникнуться невзгодами и нуждами своих хасидов.
Посюсторонняя, земная жизнь во всех религиях рассматривается как несчастье, от которого следует как можно скорее избавиться. Но ценя Божественную личность, иудаизм ценит не только земную жизнь, но даже ее несчастья. В Талмуде (например, Брахот) многократно повторяется, что несчастья (исурим) – это соль земной жизни, соль земли. Как соль делает мясо съедобным, так несчастья делают человека достойным. Мистики, находящие в единении с "Высшим Я", воспринимают как "соль небес" "слияние с Высшим Я" ("наивысшее состояние, какого только может достигнуть человек"). Но иудаизм едва ли будет готов согласиться с этим утверждением. Любовь и служение, ради которых претерпеваются любые страдания – это соль и земли, и неба.