Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Ваикахель» рассказывается о строительстве ковчега завета: «И сделал Бецалель ковчег из дерева шиттим; два локтя с половиною длина его и полтора локтя ширина его, и полтора локтя вышина его. И обложил его чистым золотом внутри и снаружи, и сделал к нему венец золотой кругом» (37:1-2).
О том, что создателем ковчега является именно Бецалель, сомневаться вроде бы не приходится. Об этом мастере и о творении его рук в нашей главе говорится вполне однозначно и достаточно подробно («И сказал Моше сынам Израилевым: смотрите, Господь призвал именно Бецалеля, сына Ури, сына Хура, из колена Иудина. И исполнил его духом Божиим, мудростью, разумением, знанием и всяким искусством» 35:30).
Между тем в книге Дварим, где также упоминается строительство ковчега, написано как будто нечто другое. В недельной главе «Экев» Моше говорит следующее: «И сделал я ковчег из дерева шиттим, и вытесал две скрижали каменные, подобные первым, и взошел на гору; и две эти скрижали в руке моей» (Двар 10:3).
О чем идет речь? Кто же на самом деле смастерил ковчег из дерева шиттим? Бецалель или Моше?
Я предлагаю читателю, прежде чем прочитать следующий абзац, прикрыть глаза и подумать самому, как можно объяснить это разночтение.
Ручаюсь, что трезвое рассуждение привело читателя к заключению, что ковчег был сделан Бецалелем. Что же касается слов Моше: «И сделал я ковчег из дерева шиттим», то их следует понимать как его общее руководство. Такое словоупотребление вполне принято. Например, о царе Ироде, хотя он был царем, а не каменщиком и даже не архитектором, говорят, что он построил крепость Иродион, или расширил пределы Храма. В случае Моше это выражение еще более применимо, чем в случае с Иродом, ведь это именно Моше, а не Бецалель получил от Всевышнего параметры ковчега завета. Если всю Тору мы называем «Торой Моше», то и ковчег завета вполне можем назвать «ковчегом Моше», хотя его и сработал Бецалель.
Ответ этот вполне правилен и вполне принят. То есть некоторые мудрецы, например, Рамбан и Ибн-Эзра, именно так и трактуют слова: «И сделал я ковчег из дерева шиттим» (Двар 10:3).
И все же это не единственный подход. Не менее представительным является мнение, что Моше также изготовил ковчег завета, что в книге Дварим речь идет о другом ковчеге! При этом некоторые считают, что это был временный ковчег, другие, что этот ковчег был полноценный и постоянный. Так Раши (на слова «В ту пору» (Двар 10:1) поясняет: «К концу сорока дней Он даровал мне прощение и сказал мне: "Вытеши себе", а затем: "и сделай себе ковчег", я же изготовил сначала ковчег (10:3). Потому что, когда приду со скрижалями в моих руках, куда положу их?» «И это не есть ковчег – продолжает Раши, - изготовленный Бецалелем, потому что строительством скинии не занимались до дня, наступившего после Дня Искупления, ибо, спустившись с горы, (Моше) повелел им о сооружении скинии, и Бецалель изготовил вначале скинию, а затем ковчег и (другие) принадлежности. Следовательно, это был другой ковчег, и он выступал с ним на битву; тот же, который изготовил Бецалель, выступил на битву только в дни Эли, и за это они были покараны, и (ковчег) был захвачен филистимлянами».
Итак, согласно Раши, ковчегов завета было два, один был сделан Моше, в нем хранились разбитые скрижали и с ним выходили на войну, и другой был сделан Бецалелем: в этом ковчеге хранилась Тора, и он всегда оставался внутри стана.
Мы привыкли к спорам мудрецов по поводу того, как проинтерпретировать тот иной закон, и не очень этим смущаемся. Во-первых, такие расхождения естественны, а во-вторых, традиция предусматривает некоторые правила, позволяющие выявить победителя. Во всяком случае, предполагается, что в условиях действующего Сангедрина всякий закон должен трактоваться вполне однозначно. Причем даже если мы внутренне остались не согласны с решением законодателя, мы все же полностью признаем его, как действующий закон. Но факты - не мнения, их невозможно устанавливать путем голосования, а значит вопрос: «сколько было ковчегов завета?» останется открытым даже и во времена Сангедрина.
Но о чем говорит нам эта Божественная неопределенность? Зачем Писание выражается столь двусмысленно? Может ли в этом не иметься какого-то Божественного умысла?
Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, я бы хотел рассказать, каким неожиданным образом он всплывает в романе Андрея Безродина «Конкордация» (bezrodin.com). Сопоставляя множество разночтений между синоптическими евангелиями и евангелием от Иоанна, Безродин разрешает их, предположив, что в этих источниках описан не один, а два совершенно разных человека, которых обоих звали Йешу, и которые оба жили в Нацрате. Однако при этом Безродин признает, что традиционный текст все же всегда можно трактовать двояко, что имеет место именно неопределенность. Может быть, один, а может быть, два.
Эту неопределенность в самом романе следующим образом поясняет один из Йешу: «Мудрецы издавна спорят, сколько было Ковчегов завета, сколько было обителей единого Бога - одна или две? Что может быть важнее этого вопроса, но вовсе не этот спор разделяет Израиль... Согласись, что если в самой Торе Своей неясно пожелал выразиться Отец наш небесный, то значит, Он желал именно неясности. Также и в вопросе, был ли Йешу из Нацрата один человек, или их было двое - Он пожелал неясности».
Выводы Безродина (по вопросу зачем понадобилась неясность в вопросе числа евангельских Йешу) достаточно фантастичны, и, главное, к нашему случаю никакого отношения не имеют, однако само предположение, что иногда неопределенность может быть задана небесами, а не является следствием нашей неосведомленности и ограниченности, вполне справедливо. Но, что тогда хочет нам сообщить Тора, утаив количество ковчегов? Что она имеет в виду, ясно не указав точное число обителей Всевышнего? Я позволю себе следующее истолкование: Центральное сокровенное исповедание иудаизма гласит: «Слушай Израиль! Господь Бог твой, Господь один». Классическое понимание этого символа следующее: в отношении человека Всевышний проявляет себя двояко, Он открывается человеку в двух Своих аспектах – Господа и Бога. Однако в последнем счете Он все же един, Он – Господь!
Понятно, что в соответствии с этой логикой у Него может иметься как одна обитель (единого Господа), так и две – одна Господа и другая Бога. А то, что эта важнейшая деталь выражена Торой неопределенно, подчеркивает, что тайна последнего единства - это величайшая тайна, которую не дано ухватить человеческому уму.