Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
Недельное чтение «Пекудей» посвящено строительству Мишкана - скинии откровения. Заканчивается описание следующими словами: «Этим кончилась вся работа для скинии шатра соборного, и сделали сыны Израилевы все, как повелел Господь Моше, так и сделали» (39.32)
В связи с этими словами комментатор Св. Писания рабби Хаим Ибн-Атар (1696-1743) пишет: «Те, кто участвовали непосредственно в работе, были посланниками (доверенными лицами) всех остальных. В этом сказывается единство народа и общность евреев в исполнении Торы. И хотя имеются заповеди, которые исполняются только коэнами, или только израильтянами, или только женщинами, весь народ участвует в заслуге исполнения Торы и каждый восполняет то, чего нет у другого. Таким образом, совершенное исполнение заповеди достигается народом в целом, все связаны воедино».
Мысль, высказанная р.Хаимом Ибн-Атаром, не нова. Традиция иудаизма постоянно подчеркивает, что субъектом завета со Всевышним является народ Израиля, а не каждый еврей в отдельности. Между тем это положение парадоксально уравновешивается противоположным тезисом, а именно, что каждый член общины стоит во главе угла. И комментарий р.Хаима Ибн-Атара этот тезис как раз неявно предполагает. Действительно, ведь с таким же успехом можно сказать, что благодаря миссии посланничества все заповеди выполняются не «народом в целом», а каждым отдельным евреем. Ведь с помощью посланников, с помощью доверенных лиц именно каждый отдельный еврей строит скинию, приносит жертвы, делает обрезание своему сыну, читает свиток Торы и т.д. Не только в Израиле как в целом заключены все евреи, но и в каждом еврее заключен весь Израиль.
Этой особенности не существует, пожалуй, больше ни у какого народа. Между тем каждый народ все же представляет собой некое органичное целое, в котором принцип посланничества, принцип заместительного представительства так или иначе наличествует. Достаточно напомнить, что британцы выдвинули принцип представительной власти, который ныне распространился по всему свету. Правительство и депутаты парламента, представляя народ как целое, вырабатывают законы и принимают политические решения.
Впрочем, и в случае царского правления принципы представительной власти хоть и иначе, но несомненно присутствуют: царь так или иначе является символом нации. Не говоря уже о том, что при нем имеются те люди, которые находятся на «государевой службе», т.е. чиновники, полицейские, военные и т.д. Причем военные заслуживают отдельного рассмотрения.
Дело в том, что военные, в каждом цивилизованном народе, это не только «силовые структуры», но и своеобразный цвет нации, носители ее чести. Во всяком случае, когда армия держится не страхе, а на честном слове, то речь идет уже не только об органическом, но отчасти и о личностном единстве.
Сложившиеся в средневековье рыцарские идеалы подразумевают функциональный характер силы. Согласно этим идеалам, сила может быть только служебной, она не может работать на себя саму, она не может являться предметом культа. Сила должна разыскать идеал, который по определению слаб, и бескорыстно служить этому идеалу. На «Востоке» поклоняются силе именно потому что она сила, но согласно утвердившимся представлениям западной цивилизации, идеал не может быть сильным, равно как и сила не может являться идеалом.
Подозрение в том, что рыцарь служит не правде, а силе - оскорбление, которое можно смыть только кровью. Практика дуэлей служила той атмосферой, в которой формировалась серьезность этого отношения. Готовность аристократа погибнуть ради чести являлась своеобразным доказательством того, что по большому счету он служит именно идеалам, а не кошельку или недостойному властителю.
Чистота оружия, разумеется, не всегда в Европе соблюдалась, но она всегда подразумевалась и вылилась в наше время в соответствующие конвенции, запрещающие использование оружия против безоружных людей.
Поэтому среди европейских народов издавна сложилось представление о том, что в узком смысле аристократия, и в широком смысле военные, являются честью нации, представительствуют за нее в каком-то особенном смысле.
Невозможно выступать в защиту слабого, не руководствуясь первичной человеческой сострадательностью, между тем представление о собственной чести может значительно содействовать такому шагу.
Приведу небольшой пример, к сожалению, весьма не характерный для описываемой эпохи. В 1942 году Муссолини под сильным давлением Гитлера дал распоряжение выдать Германии евреев, не являвшихся гражданами Италии. Однако усилиями высокопоставленных военных это распоряжение поначалу саботировалось, а в дальнейшем и вовсе было отменено. В ходе встречи Муссолини с генералом Роаттой (после которой приказ о депортации был отменен) последний заявил, что выдача беззащитных людей на смерть «несовместима с честью итальянской армии».
Но характерно и противоположное. Военные, жестоко обращающиеся с мирным населением, издевающиеся над пленными, обесчещивают пославший их народ.
А теперь попытаемся в свете сказанного вернуться к вопросу представительства, существующего в еврейском народе. Очевидно, что в Израиле наличествует два типа посланничества – естественное и сверхъестественное. В государственной службе посланничество носит естественный органический характер, в посланничестве традиционно-религиозном отражается личностное единство. Оба посланничества накладываются. Они союзны, но не идентичны. Одно посланничество находится под покровительством Четырехбуквенного имени, второе под покровительством имени Элоким.
В свете сказанного ясно, что Армия Обороны Израиля занимает особое положение в составе Кнессет Исраэль. Ведь она представляет собой не только общее посланничество внутри общеизраильской идеи, но также и честь нации. Иными словами в армии Бога Живого личностное единство обретает двойной статус, в имени Элоким начинает проступать Четырехбуквенное имя. Не удивительно поэтому, что армия в Израиле обладает особенным почитанием, которое не известно ни одной армии мира.
Соответственно и требования к ЦАХАЛу должны быть выше, чем к любой другой армии. Мы выяснили, что солдат армии любого народа, оскорбляющий или унижающий слабого, втягивает в свое преступление весь народ, но в случае Израиля он оскверняет также и честь воинства Бога живого, оскверняет Имя.
Говоря о повышенных требованиях, я имею в виду не жертвы среди гражданского населения в ходе антитеррористических операций. Здесь как раз израильская армия ведет себя безупречно и не заслуживает никаких порицаний. Незадолго до своего назначения на пост главнокомандующего, Дан Халуц был вызван в БАГАЦ для того чтобы отчитаться относительно одного своего высказывания. Он заявил, что «спит спокойно» не смотря на то, что при ликвидации опасного террориста, вместе с ним погибли также 14 случайных человек.
Кому как не БАГАЦу знать, что спать спокойным сном Дану Халуцу позволяет Женевская конвенция, согласно которой ответственность за гибель мирных граждан лежит не на том, кто, сам того не желая, их поразил, а на том, кто установил огневую точку или любой другой военный объект в месте проживания гражданского населения. Ответственность за гибель мирных палестинцев лежит исключительно на прячущихся за их спиной террористах.
Едва ли существует другая армия, которая столь педантично следит за тем, чтобы не задеть мирное население, как это делает ЦАХАЛ. Но даже если бы ЦАХАЛ придерживался в этой сфере международных норм, ничего предосудительного в этом усмотреть было бы нельзя. Пусть соответствующие нормы задаются джентльменами, сражающимися с терроризмом в Ираке.
Между тем этого никак нельзя сказать относительно тех военнослужащих, которые издеваются над безоружными арабами, воруют их имущество, или глумятся над телами ликвидированных террористов. Эти люди совершают двойное осквернение Имени - и как евреи, и как еврейские солдаты.
В связи с темой общей ответственности и места израильской армии невозможно не упомянуть той трагической дилеммы, перед которой ЦАХАЛ оказался сегодня. Я имею в виду угрозу участия в депортации мирного еврейского населения и соответственно стоящего перед многими военными соблазна нарушить исполнение армейского приказа.
В этой связи невозможно не заметить, что с момента подписания Норвежского соглашения израильское политическое руководство потеряло характер сионистского и соответственно доверие к нему со стороны патриотического населения поддалось значительной эрозии.
Следует отметить, что в целом такая ситуация хорошо знакома выходцам их России. Испокон веков русские люди находились как бы в тайном сговоре с любым человеком, находящимся не в ладах с государством, по меньшей мере, по «политическим» соображениям. Помочь «беглому», «политическому» на Руси всегда считалось чем-то само собой разумеющимся. Лирический герой народной песни «Баргузин» - беглый каторжник без указания «статьи» - свидетельствует: «хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой».
Причем иногда такое отношение было характерно даже для недвусмысленных сторонников власти. Тот же Достоевский, который после каторги прослыл реакционером и стал открыто поддерживать царскую власть, признавался, что ни за что не сдал бы властям революционера. Причем это сознание неоднократно обнаруживается также и на страницах его произведений. Так, например, один из героев романа «Подросток» князь Сергей Петрович, по легкомыслию спутавшийся с мошенниками, в определенный момент раскаивается и выдает их и себя. Его окружение ставит ему это в заслугу. Вместе с тем, когда впоследствии он же (из ревности к любимой женщине) донес на группу молодежи, читавшую запретную рукопись, это преподносится как величайший позор. Казалось бы, в обоих случаях речь идет о нарушении государственных законов. Но как мы видим, законы эти четко делятся в сознании россиян.
При Советской власти этот традиционный комплекс русского человека значительно углубился. Любой вменяемый гражданин СССР, даже тот, который не решался как-либо открыто выражать свое несогласие с режимом, считал его нелегитимным. Коммунистической власти разумные люди подчинялись только потому, что фронтальное столкновение с ней грозило бессрочным заключением в тяжелейших условиях советской пенитенциарной системы.
Поэтому только неловкость и усмешку могут вызвать у бывших граждан СССР каждодневные заклинания израильских политиков, что нет ничего ужасней, чем ослушаться законной власти, что смысл демократии заключается не в праве граждан протестовать против решений правительства, а в их обязанности любым решениям этого правительства подчиняться.
Впрочем, коренных израильтян эти угрозы, похоже, также не очень впечатляют. Число военнослужащих, утверждающих, что они откажутся выполнять приказ, направленный на депортацию еврейского населения, по-видимому, достаточно велико, около 10 тысяч.
Насколько известно, гораздо больше противников отступления негативно относятся к призывам отказываться выполнять такие приказы. Между тем создается впечатление, что если сегодня кто-то из противников отступления и стремится сохранить лояльность этому государству, то вовсе не потому, что оно «демократическое», а прежде всего потому, что оно еврейское.
Если бы израильтян привлекала исключительно «демократия», то большинство из них уже давно подыскали бы себе страну получше. Но еврейское государство – это такой драгоценный, такой неслыханный дар, что мы вынуждены им дорожить даже в самых спорных случаях.
Эта ситуация немного напоминает историю о том, как престарелая мать побила своего повзрослевшего сына и с недоумением обнаружила на его глазах слезы. «Почему ты плачешь? – изумилась мать - Ведь даже когда ты был маленький, то не плакал?» «Я плачу не от боли, - ответил сын - а от жалости. Ты стала так стара, что уже и ударить толком не можешь».
Угрожать лучшим гражданам страны, готовым умереть за Эрец Исраэль, потешным (во всяком случае, по советским меркам) тюремным заключением - смешно и стыдно. Если они и выполнят этот чудовищный приказ, то из жалости к выжившей из ума матери, а не из страха перед ее немощными побоями.