Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ



АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты


К содержанию

Недельная глава "Цав"

ДУХОВНЫЙ АВТОРИТЕТ («Цав» 5764)>

Иго царствия небесного

В недельной главе «Цав» мы читаем: «Вот закон о всесожжении, о приношении хлебном и о жертве грехоочистительной, о жертве повинности, о жертве посвящения и жертве мирной, которые заповедал Господь Моше на горе Синай, в день когда он повелел сынам израилевым в пустыне Синайской приносить жертвы свои Господу» (7.37-38).

В связи с этими словами Раши приводит слово из пророка Иеремиягу, а именно тот отрывок, который прилагается к недельному чтению «Цав» в качестве Афторы. В этом отрывке сказано: «Ибо не говорил Я отцам вашим и не давал им повелений в день, когда вывел их из Страны Египетской, о жертвах всесожжения и о прочих жертвах. Но вот что повелел Я им, сказав: «Слушайтесь Меня - и буду Я вам Богом, а вы будете Мне народом» (7.21)

Раши пишет: «Эти слова не противоречат сказанному здесь, но означают, что первым и главным условием Всевышнего при заключении союза с народом Израиля было послушание, как сказал Он перед дарованием Торы: «А теперь, если вы будете слушаться Меня… то будете Мне избранным из всех народов» (Шмот 19.5). Поэтому говорит пророк, жертвы теряют свой смысл, если принося их, человек не раскаивается в своих грехах и не решает подчиниться воле Всевышнего».

О том, что без раскаяния жертвы лишены всякой силы и всякого смысла, во времена Храма говорили многие пророки. Книга пророка Иешайя почти начинается таким обличением: «К чему Мне множество жертв ваших? – говорит Господь. Пресыщен Я всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови быков и овец и козлов не желаю Я. Когда вы приходите, чтобы предстоять Мне, кто просит вас топтать дворы Мои? Не приносите больше пустого дара; воскурение - мерзость для Меня, собраний, которые вы собираете в начале месяца и в субботы, не терплю Я: беззакония с празднеством. Жертвы ваши в начале нового месяца и празднества ваши ненавистны стали душе Моей, обузою они стали для Меня, устал Я терпеть их. И когда вы протянете руки ваши, Я отвращу от вас очи Мои, и сколько бы вы не молились, Я не услышу: руки ваши полны были крови» (Иешайя 1.11-15).

Как мы видим, не только жертвоприношение, но и исполнение любой заповеди - даже соблюдение субботы - «теряет свой смысл», если внутренне человек остается закрытым к покаянию, если он утрачивает живое отношение к истине, и живет в скорлупе своего «эго».

Как известно, это положение последовательно отстаивается христианским учением, которое противопоставило внешней исполнительности «внутреннего человека» (Рим 7.22. Еф.3.16).

По всей видимости, в связи с полемикой с христианством, иудаизм не любит сталкивать веру с законом, не любит заострять внимание на том, что исполнение заповедей - само по себе, а страх небес - сам по себе, причем последний является необходимой основой первого.

Но в то же время сама эта противопоставленность иудаизму хорошо известна, и в определенных ситуациях традиция вполне открыто на этой противопоставленности фиксируется.

«Шестьсот тринадцать заповедей даны Израилю, пришел Хавакук и свел их к одной, как написано: А праведник верой своей будет жить», - сказано в трактате Макот (24а).

В мишне Берахот (2.2) говорится: «Пусть всегда примет на себя иго небесного царства сначала, и потом примет на себя иго заповедей", т.е. в первую очередь человек должен испытать страх небес, осознать, перед Кем он предстоит, и только после этого и на основании этого, он должен приступить к исполнению заповедей.

Заповедь, совершенная не во имя страха небес, а по иным мотивам не считается выполненной, или считается выполненной напрасно.

Этот подход выражается также и в знаменитом принципе «Дерех эрец кадма ле-Тора» - «человеческие взаимоотношения предшествуют Торе», преподанном в Мидраше Ваикра раба (89).

В этом же ряду несомненно стоит известное изречение: "Всё в руках небес, кроме страха небес" ("Брахот" (32, 2).

Раши поясняет эти слова: «всё в руках небес, но праведником или грешником не становятся по воле небес, этот выбор оставлен самому человеку, и открыты ему две дороги, и выберет он для себя страх небес».

Иудаизм именует евреев, воспитанных вне традиции, «украденными детьми», которым не вменяется в вину их религиозное невежество. Однако иудаизм никогда не скажет, что такому «украденному ребенку» не вменяется безразличие к своим ближним, жестокость и пр. В этой сфере с него спрашивается наравне с евреем, всосавшим иудаизм с молоком матери.

Иными словами, иудаизм признает, что в своей основе человек представляет собой принципиальную тайну, которую невозможно ни «улучшить», ни «ухудшить» внешним исполнением закона, но которая в то же время частично культивируется неким неформальным образом, неким неформальным обращением к внутреннему человеческому существу.

Однако именно эта тайна составляет суть человека, и именно она остается тем «человеком нетто», который в первую очередь будет судиться Небесами.

Итак, мы вправе утверждать, что формальное выполнение заповеди признается иудаизмом полезным лишь при наличии - никак не связанной с этим исполнением - «внутренней человечности».

Эта человечность лежит вне исполнения заповедей, хотя она обогощается, если человек эти заповеди выполняет, и напротив, человек теряет от своей состоятельности даже и то, что имеет, если выполняет эти заповеди во имя посторонних целей.

Об этом можно найти немало указаний в традиции. Так, у пророка Ошейи сказано: «Прямы пути Бога, праведники пойдут по ним, а злодеи оступятся на них» (14.10). В Трактате Шабат (88.б) сказано: «Для забирающих в ней (Торе) вправо - она эликсир жизни, для забирающих влево - смертный яд»

А Виленский Гаон в следующих словах раскрывает это отношение в «Эвен Шлема» (8.17): «У праведников еда и другие телесные функции тоже святы, потому что они делают во имя Неба. И есть такие люди, у которых даже Тора и добрые дела - только для того, чтобы похваляться, и они происходят со стороны «эрев рав» и подлежат гееному. Постоянно и охотно изучать Тору во имя Небес очень тяжело. Но нужно учиться у этих злодеев, которые учат Тору с большим усердием не во имя Небес, и также учиться всем сердцем во имя Небес. И об этом сказано: «Учащий нас от скота земного», т.е. - у злодеев, которые своими деяниями походят на скот».

Как бы то ни было, мы ясно видим, что иудаизм не хуже христианства умеет выделить самодостаточность «внутреннего человека» (Рим 7.22. Еф.3.16), хотя в связи с вековой иудео-христианской полемикой и не любит на этом вопросе акцентироваться.

Независимые властители дум

Однако на протяжении последних полутора столетий у иудаизма появился и иной оппонент, который с одной стороны заместил христианство как духовного конкурента, а с другой стороны стал выглядеть в определенной мере партнером, и этот оппонент - секулярная культура, опирающаяся на независимый, но при этом как раз на «внутренний» автономный источник духовности. Властителями человеческих дум стали не духовные, а светские авторитеты, независимые творческие личности.

Взаимоотношения иудаизма с автономным разумом и автономной моралью оказались гораздо сложнее, нежели с предшествующим культуре автономного разума христианством.

Ценность обрушившегося на человечество в Новое время атеизма состояла прежде всего в его самостоятельности. Принуждать к атеизму стали позже, а в ту пору, когда он зародился, принуждали как раз к религии.

Ведь это и в самом деле поразительно. Миллионы людей отошли от религии, которая обещала им вечное блаженство, потому что не смогли передоверить ей свой ум! Как бы заманчиво ни выглядело вечное блаженство, самостоятельность мышления оказалась предпочтительнее. Но кроме того, опыт агностицизма внес так же и огромный вклад в духовную конституцию любого религиозного человека.

Отрицание религии не стало полным, но автономный разум, внесший разлад между человеком и всеми религиозными традициями, со всей ясностью обнаружил, что традиционные убеждения дозволительны… но лишь в качестве частных убеждений.

В старину можно было легко подчиняться авторитету традиции, доверяя ей во всем, как мы во всем доверяем специалисту, к которому обратились для починки холодильника или лечения зубов. Однако в Новое время в отношении религиозной истины мы оказались осуждены вырабатывать самостоятельные убеждения.

Эти убеждения могут совпадать или не совпадать с традиционными представлениями, но они обязаны быть нашими самостоятельными убеждениями. Ибо в этих убеждениях сказываемся мы сами, ибо в этих убеждениях проверяется та наша собственная состоятельность, которая обеспечивает нашу вечность.

В иудаизме эта коллизия приобрела свои особенности. Раввины оказываются сегодня в ситуации узких специалистов. По вопросам галахи верующий не станет спорить с раввином, так же как он не станет спорить с кардиологом по вопросам сердечной недостаточности. Однако выяснилось другое - раввин так же мало может помочь в поиске смысла, так же мало может научить самостоятельно думать, как и кардиолог.

За поиском смысла люди стали обращаться не столько к религиозным авторитетам, сколько к экзистенциалистам, т.е. к тем людям, которые живут на свой страх и риск, и как раз менее всего претендуют на учительство.

Всего лишь один небольшой пример из книга Виктора Франкла, чтобы ибыло ясно, о чем идет речь. «Рабби Е.А.Гролман… однажды был вызван к женщине, умиравшей от неизлечимой болезни. «Как мне справиться с мыслями о реальности смерти?» - спросила она. Рабби рассказывает: Мы говорили с ней не один раз; как раввин, я рассказывал ей о понятии бессмертия, как оно представлено в нашей вере. Как дополнение я упомянул также о ценностях отношения д-ра Франкла. Теологические соображения произвели на женщину мало впечатления, ценности же отношения возбудили ее любопытство, в особенности когда она узнала, что создателем этого понятия является психиатр, сидевший в концентрационном лагере. Этот человек и его учение захватили ее воображение, потому что ему были известны не только теории по поводу страдания. И тогда она немедленно решила, что раз она не может избежать страдания, она зато может выбрать, как переносить свою болезнь. Она стала оплотом силы для всех вокруг нее, чьи сердца разрывались от боли… Она говорила мне: «Может быть, моим единственным движением к бессмертию будет способ, каким я встречаю несчастье. Хотя моя боль временами невыносима, я достигла внутреннего мира и удовлетворения, каких я никогда не знала раньше». Она умерла, окруженная почетом, и ее до сих пор помнят в нашей общине как пример неукротимого мужества».

Не случайно и то, что авторитетным в глазах умирающей женщины оказался бывший узник нацистских лагерей.

Нацистские лагеря были фабриками не только физического уничтожения людей, но в первую очередь уничтожения духовного. И соответственно опыт жертв концлагерей, сумевших духовно сохраниться, вызывает особое доверие. Опыт людей выстоявших в тех условиях, где были сорваны все культурные оболочки, экзистенциально пределен и вызывает максимальное доверие.

В сборнике "Хасидские истории о Холокосте", составленном Яффой Элиаш, приводится история под названием "Не время давать советы". В ней рассказывается о том, что с приближением немецких войск один отец дал своей семье совет: разойтись в разные стороны с тем, чтобы выжил хоть кто-то. Один из его детей, Давид, потерял в дороге сестру. Когда он обратился за советом к одному известному раввину, тот ответил ему: "Не спрашивай меня ни о чем! Сейчас не время давать советы".

"Давид был вынужден положиться на свою интуицию, и в тот же день он повернул обратно домой... Когда Давид добрался до Лодзи, немцы уже заняли город. У ворот дома стоял его отец, терзаемый раскаянием из-за того, что посоветовал младшим детям уйти. Увидев сына, бегущего к нему, он возрадовался, что хоть одна из его молитв была услышана.

Давид по-прежнему переживал, что великий рабби не смог дать ему никакого совета, когда он отчаянно нуждался в этом. Он обратился к своему отцу за разъяснениями. Тот ответил высказыванием из Талмуда: "Когда пастух гневается на свое стадо, то ослепляет вожака отары" (Бава Кама 102.а).

Настало время, - продолжал отец, - когда материлизуется библейское проклятие: "Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и ослеплением сердца. И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходит впотьмах... и будут теснить и обижать тебя всякий день, и никто не защитит тебя" (Двар 28.28). Настало время, какое мы доселе никогда не переживали. Каждый из нас должен решать сам за себя. Ибо каждого из нас, в конце концов, призовут стать членом Сангедрина, дабы вершить суд в делах жизни и смерти, судить свою собственную жизнь. Сын мой, великий рабби из Пабьябиц был прав. Я же ошибся, и моя прекрасная дочь Блюма, цветок жизни моей, дорого заплатила - собственной жизнью - за мой совет и мое решение".

Давид внимательно слушал отца. Каждое слово осталось запечатленным в его памяти и в его душе. Ибо в последующие шесть лет при немецкой оккупации, в Лодзинском гетто, в лагерях смерти и трудовых лагерях - он самостоятельно решал, как пережить тиранию немцев. В Лодзе он стал одним из организаторов подполья герерских хасидов. В Аушвице ему удавалось выжить во время селекций. В Тридлане, трудовом лагере на чешской границе, товарищи по заключению выбирали его для переговоров с властями...".

Здесь нетрудно заметить одно обстоятельство: понятие авторитета не исчезает - Давид "внимательно слушал отца", при этом выясняется, что «великий рабби из Пабьябиц был прав», а впоследствии самого Давида "выбирали для переговора с властями" - но характер его существенно трансформируется. Авторитет самого Давида, (как и авторитет его отца, когда он давал свой второй, а не первый совет) существенно отличается от авторитета традиционно религиозного (от которого добровольно отказался рабби из Пабьябиц). И при этом, как выясняется, автономный авторитет стоит выше авторитета традиционного.


К содержанию









© Netzah.org