Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Эмор» излагаются законы, данные потомкам Аарона, в том числе говорится об ограничениях, налагаемых на первосвященника: «Священник же высший из братьев своих, на голову которого возлит елей помазания и которого уполномочили облачаться в одежды те, – головных волос своих да не растреплет и одежд своих да не распарывает. И ни к какому умершему не должен он подходить» (21:10-11).
Последнее требование представляется общим ограничением, налагаемым на всех священников, причина которого естественно усматривается в ритуальной стороне вопроса: священник служит в Храме и должен избегать соприкосновения с нечистыми предметами, «отцом» которых является труп человека.
Между тем предшествующее ограничение («одежд своих да не распарывает») позволяет рассмотреть эту заповедь («к умершему не должен он подходить») в несколько ином, моральном плане, а именно как требование возвышаться над страданием, не предаваться горю, по меньшей мере, воздерживаться от внешних проявлений скорби (траура).
Действительно, в описании первого богослужения в Шатре откровения, мы наталкиваемся именно на такого рода ситуацию: потерявший двух сыновей (в результате допущенной теми ритуальной ошибки), Аарон вынужден был «держаться», должен был оставаться на высоте и продолжать богослужение. Так в недельной главе «Шмини» мы читаем: «И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом. И сказал Моше Аарону: это то, что говорил Господь, когда сказал: близкими ко Мне освящусь и пред всем народом Я прославлюсь. И умолк Аарон» (10:1-2).
Молчание Аарона понимается традицией не как шок, вызванный утратой детей, а как выражение глубокого смирения, в связи с чем обыкновенно приводятся слова из Тегилим: «Онемел я, не открываю рта своего, ибо Ты сделал (это)» (39:10).
А Раши поясняет эту сцену следующим образом: «Когда Святой, благословен Он, творит суд над праведными, пред Ним трепещут, Его превозносят и прославляют. Но если так (происходит, когда Он судит праведных), то тем более в случае нечестивых (когда Он карает их)». Впрочем и сама Тора вполне ясно говорит о неуместности оплакивания Аароном погибших детей, этим должны заняться другие: «И позвал Моше Мишаэла и Элцафана, сынов Узиэла дяди Аарона, и сказал им: подойдите, вынесите братьев ваших из святилища за стан. И подошли они, и вынесли их за стан, как сказал Моше. И сказал Моше Аарону и Элазару, и Итамару, сынам его: волос ваших не отпускайте и одежд ваших не раздирайте, дабы вы не умерли и не прогневался бы Он на всю общину. Братья же ваши, весь дом Израилев, пусть оплакивают сожженных, которых сжег Господь. И из двери шатра соборного не выходите, а то умрете, ибо елей помазания Господня на вас. И сделали они по слову Моше». (10:1-7)
Итак, Первосвященник призван быть свободен от проявления скорби: «головных волос своих да не растреплет и одежд своих да не распарывает» – такие требования наложил на него Создатель.
В Евангелии, в описании суда над Иисусом приводится такой эпизод: «Первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! на что еще нам свидетелей? вот, теперь вы слышали богохульство Его! как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти». (Мф 26:64-66)
Эта сцена – если ее рассматривать, как она передана в первоисточнике - фантастична во многих отношениях. Во-первых, суд происходит не на Храмовой горе, не в "Лишкат Агазит", а в доме первосвященника, то есть в том месте, где смертный приговор («повинен смерти») ни при каких обстоятельствах вынесен быть не мог; во-вторых, никакого богохульства из уст Иисуса не прозвучало, то есть опять же никакого основания для смертного приговора не имелось; и, наконец, в-третьих, безо всякой к тому видимой причины первосвященник вдруг испытал столь глубокую скорбь, что нарушил строжайший запрет разрывания одежд! Что все это значит?!
Я никогда не встречал более убедительной трактовки, хоть как-то объясняющей нагромождение этих несуразностей, чем той, которая дается в книге Хаима Коэна «Иисус – суд и распятие».
Показывая, что евреям не за что было осуждать своего собрата, объявившего себя Мессией, в то время как римляне просто не могли оставить его в живых, Коэн представляет дело так, что Сангедрин был созван исключительно с целью защитить популярного проповедника от нависшей над ним угрозы со стороны римских властей.
Фарисеи и священники намеревались расследовать «дело Иисуса» раньше римлян для того, чтобы выступить в защиту обвиняемого перед Пилатом. С этим был связан сбор улик, которые, как ожидалось, сам Иисус станет опровергать. Но, как свидетельствует Евангелие, осужденный молчал. Тогда обеспокоенный «первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Мессия?» и получил положительный ответ.
Это ответ был равнозначен для Иисуса смертному приговору по римскому суду, и возглас «повинен смерти» - означал, согласно Коэну, именно это – «римляне его убьют, его ничто уже не спасет». И тогда первосвященник, предвидя пагубные последствия происходящего, разодрал на себе одежды.
Но мыслимо ли такое нарушение?
Имеется, по меньшей мере, одно попавшееся мне на каком-то форуме объяснение, которое позволяет представить этот эпизод как чистое недоразумение. Как известно, богослужебная миссия первосвященника уникальна. Во множественном числе это слово в (контексте единовременности) также немыслимо и неупотребимо, как и выражение «римские папы». Между тем евангелисты постоянно говорят именно о «первосвященниках», подразумевая под ними как самого Первосвященника – Каиафу, так и его родных, прежде всего тестя – Анну. В приведенном эпизоде собственное имя первосвященника не названо, в то время как выше указывалось, что на заседании присутствовало несколько «первосвященников» («первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса» (26:59). Но это значит, что допрашивать Иисуса мог не Каифа, а кто-то другой из «первосвященников», который им фактически не являлся, и на котором, поэтому, не лежало запрета рвать на себе одежду.