Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

К содержанию

Недельная глава "Насо"

ЕВРЕЙСКИЙ АСКЕТИЗМ («Насо» 5770 - 20.05.2010)

При всей своей бытовой распространенности и культовой осмысленности, вино коварно тем, что оно с легкостью способно создать зависимость, а зависимость – это лишь другое, «политкорректное», наименование смерти. Зависимый человек лишь кажется человеком. Всякий, кто не утратил живую совесть, воспринимает зависимость как ту критическую утрату своего человеческого достоинства, которое ставит под сомнение его собственное существование.

Обет назирейства

В недельной главе «Насо» говорится о своеобразной форме посвященности Богу – назирействе: «От вина и шейхара должен воздержаться; уксуса вина и уксуса шейхара не пить... Во все дни обета назирейства его бритва да не пройдет по голове его; до исполнения дней, на которые он посвятил себя в назиры Господу, святым быть ему; должен он отпускать волосы на голове своей. Во все дни, на которые он посвятил себя в назиры Господу, не подходить ему к человеку умершему. Из-за отца своего и матери своей, из-за брата своего и сестры своей, даже из-за них да не нарушит он чистоты своей по смерти их, ибо венец Бога на голове его. Во все дни назирейства его свят он Господу». (6:1-8)

Иудаизм не приветствует аскетизм, то есть какое-либо самовольное решительное ограничение здорового образа жизни. Самовольный пост не поощряется («Таанит» 11), а в Иерусалимском Талмуде – сказано: «В грядущем мире с каждого, кто видел и не вкушал того, что желали глаза его — спросится».

В рамках иудаизма аскетизм, в сущности, выглядит таким же пороком, как невоздержаность, выглядит обратной стороной этой самой невоздержанности. Так, Рамбам пишет: «велели мудрецы, чтобы человек не отказывался ни от чего, кроме вещей, запрещенных Торой, и не изнурял себя ограничениями и клятвами на разрешенные вещи. Так сказали мудрецы: тебе недостаточно того, что запретила Тора, что ты запрещаешь себе другие вещи? И, в частности, те, кто постоянно постится - идут нехорошим путем, и запретили мудрецы изнурять себя постом». Между тем этот подход обусловлен не погоней за удовольствиями, а тем, что, по Рамбаму, Тора уже содержит в себе необходимую человеку меру аскетизма. Рамбам утверждает, что любое не предусмотренное Торой самочинное ужесточение условий жизни – это неизбежно крайность. В этом смысле особого внимания заслуживает обет назирейства, как предложенная самой Торой форма добровольного самоограничения, освящающего человека. Как эту практику следует понимать? Какой смысл можно усмотреть в обетах назира?

Прежде всего необходимо заметить, что на фоне многочисленных форм аскетизма, известных другим религиям и народам, назирейство выглядит довольно бледно, то есть в духе тех самых принципов умеренности, о которых пишет Рамбам. Как, в самом деле, можно сравнить суровую жизнь какого-нибудь православного столпника, католического флагелланта или каталепсирующего буддийского монаха - с банальной трезвенностью, дополненной причудливым требованием обходить стороной кладбища и парикмахерские?

Кроме того, парадоксальным образом, сложение с себя обетов назирея требовало... искупительного жертвоприношения! Там мы читаем: «В день исполнения назирейства его... он принесет в жертву свою Господу одного агнца годовалого без порока во всесожжение, и одну овцу годовалую без порока в жертву грехоочистительную» (6:13-14). Комментаторы понимают под «грехом», в искуплении которого нуждался выходящий из-под обетов назир, именно воздержание от вина. То есть аскетизм выглядит чем-то негативным, также в том случае, когда он предусмотрен Торой! Но тогда тем более важен вопрос: зачем же этот вырожденный аскетизм вообще понадобился, и что стоит за этими ограничениями?

Зависимость

В писании мы встречаем двойственное отношение к вину. С одной стороны, вино - один из признанных даров Божиих: «Взращивает Он траву для скота и зелень для труда человеческого, извлекает хлеб из земли, и вино, веселящее сердце человека» (Тегил 104:15). Соответственно, употребление вина нередко подается Писанием как нечто достойное. Так, Малки-Цедек встречает Авраама хлебом и вином (Брешит 14:18), а при встрече братьев с Йосефом «они пили и пировали с ним» (43:34), что Раши расценивает как знамение достигнутого, наконец, единства: «и охмелели вместе с ним. С того дня, когда продали его, не пили вина, и он также не пил вина. А в тот день пили».

Но с другой стороны «вино – глумливо, шэйхар – буен, и всякий, увлекающийся ими, неразумен». (Притчи 20:1). А в книге пророка Иермиягу (35: 18-19) предвещается долголетие дому Рехавитов, дети которого, повинуясь правилу своего отца, не пили вина: «…так как слушались вы завета Йонадава, отца вашего… Поэтому сказал Всевышний, что не переведутся (в семье) у Йонадава, сына Рехава, мужи, стоящие передо Мною всегда». Что же стоит за этим амбивалентным отношением к вину, способному, как мы видим, в равной мере и освятить, и осквернить?

Если мы обратимся к словам ТАНАХа, порицающим использование вина, то заметим, что порицается в целом именно неумеренность, а не какие-то собственные «веселящие» качества алкоголя: «Слушай ты, сын мой, и будь мудр, и направляй сердце твое на (верный) путь. Не будь между упивающимися вином, среди обжирающихся мясом, Ибо пьяница и обжора обеднеют, и сонливость оденет в лохмотья». (Притчи 23:19-21)

Таким образом, можно сказать, что вино приветствуется традицией как созданный Богом «культовый» напиток. Соответственно всякий человек, способный этим напитком насладиться, грешит, если этого не делает. При всем том, что попытки отыскать «правильную» дозу спиртного в традиции предпринимаются, в силе остается индивидуальный подход.

Проблема «оскверняющей» стороны вина, состоит, по всей видимости, не столько в количестве его употребления, сколько в общем пристрастии к нему. При всей своей бытовой распространенности и культовой осмысленности, вино коварно тем, что оно с легкостью способно создать зависимость, а зависимость – это лишь другое, «политкорректное», наименование смерти. Зависимый человек лишь кажется человеком. Всякий, кто не утратил живую совесть, воспринимает зависимость как ту критическую утрату своего человеческого достоинства, которое ставит под сомнение его собственное существование. А ведь далеко не все вызывает у людей зависимость.

Когда влюбленный человек замечает, что его партнер лишь использует его чувства, он может еще какое-то время обманываться, но в какой-то момент он рвет отношения, предпочитая им одиночество. Я не располагаю статистикой, но из того что мне известно, полагаю, что лишь очень немногие люди в такой ситуации ломаются и соглашаются жить в условиях унижения и насилия. Между тем мне не раз в жизни приходилось видеть, как пристрастие к алкоголю разрушает брак, как вдруг какой-то человек начинает предпочитать суррогатную радость общению с некогда близким ему человеком!

При этом характерно, что зависимость от алкоголя чисто психологическая. В отличии от пристрастия к кофе и табаку, где явственно наличествует физиологический компонент, физиологическая зависимость у алкоголика возникает только в терминальной фазе. Иными словами – алкоголизм представляет собой проблему воли par excellence. Присловие алкоголика: «я не алкоголик - могу бросить пить когда захочу» совершенно справедливо. Он действительно может бросить, как только того захочет: никакие ломки ему не угрожают, ему важно именно захотеть.

Это значит, что всякий человек вправе, а если вино ему нравится, так даже и должен продолжать пить его, однако лишь до тех пор, пока убежден, что способен без него «психологически» обходиться, что воздержание не создает ему никакого дискомфорта. Однако если такой дискомфорт возникает, то ему предпочтительнее остановиться и добиться состояния полной безалкогольной комфортности.

Основным критерием болезненного пристрастия к алкоголю, разумеется, следует признать утрату социальной адаптации. Если человек ладит с женой, не теряет работоспособности и здоровья, то бестактно выхватывать у него из рук стакан, или даже просто заглядывать в него. Можно жить по режиму, разработанному Уинстоном Черчилем: «Пять-шесть сигар в день, три-четыре стакана виски и никакой физкультуры!». Но сомнения при таком режиме (т.е. даже пока он позволяет успешно править страной и оставаться сносным семьянином) всегда остаются. Простейшие интуиции подсказывают нам, что в посмертии мы будем совершенно беззащитны перед нашими слабостями, что избавляться от них мы должны спешить, пока живы.

В любом случае ясно, что при имеющейся у алкоголя способности усиливать страсти и формировать зависимость, воздержание от него является необходимым и достаточным упражнением с точки зрения аскезы. Соответсвенно независимость от алкоголя подобна независимости от смерти, от нечистоты, но тем самым становится понятна также и смысл того воздержания, которого придерживался назир. «Смысл обета назира — очевиден, — пишет Рамбам, — Он состоит, прежде всего — в отказе от употребления вина, от которого пострадали многие представители прошлых и нынешнего поколений. Как сказано: «…и великие от этого погибли» (Мишлей 7:26).... тот, кто воздерживается от вина, называется «святым», и по святости своей поднимается на одну ступень с первосвяшенником , подобно которому запрещено назиру оскверняться мертвым телом даже «отца своего и матери своей». На такую высоту он возведен, потому что не прикасался к вину» (Морэ Невухим, ч. 3, гл. 48).

Итак, оскверняясь воздержанием от вина, назарей одновременно этим воздержанием освящается, причем в такой же мере, как человек воздерживающийся от соприкосновением с трупом.

К содержанию

© Netzah.org