Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В главе «Бе-Хаaлотха» описывается народный бунт против Всевышнего и против Моше: «И стал народ как бы роптать на злое в слух Господа. И услышал Господь, и возгорелся гнев Его, и загорелся у них огонь Господень, и пожрал край стана. И возопил народ к Моше; и помолился Моше Господу, и утих огонь. И нарекли имя месту сему Тавэйра, потому что возгорелся у них огонь Господень. Сброд же, который был в их среде, стал проявлять прихоти; заплакали опять и сыны Исраэйля и сказали: кто накормит нас мясом?.. И услышал Моше, что народ плачет по семействам своим, каждый у входа шатра своего; и сильно возгорелся гнев Господень, и Моше было прискорбно. И сказал Моше Господу: зачем сделал Ты зло рабу Твоему, и отчего не нашел Я милости в глазах Твоих, что возлагаешь бремя всего народа этого на меня? Разве я носил во чреве весь народ этот, иль родил я его, что Ты говоришь мне: неси его в лоне твоем, как носит пестун грудного младенца, в землю, которую Ты клятвенно обещал отцам его? Откуда у меня мясо, чтобы дать всему народу этому, когда плачут они предо мною, говоря: "дай нам мяса, и будем есть"? Не могу я один нести весь народ этот; это слишком тяжело для меня. Когда же Ты так поступаешь со мною, то лучше умертви меня, если я нашел милость в глазах Твоих, чтобы не видеть мне бедствия моего. И Господь сказал Моше: собери Мне семьдесят мужей из старейшин Исраэйля, о которых ты знаешь, что они старейшины народа и надзиратели его, и возьми их к шатру соборному, и пусть предстанут они там с тобой. А Я сойду и буду говорить там с тобой, и отделю от духа, который на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа этого, и не будешь ты нести один» (11.1-17)
Итак, в ответ на распространившуюся в народе смуту Всевышний ответил учреждением Сангедрина, т.е. судебного органа, по существу представляющего собой высшее политическое руководство Израиля.
При этом на себя обращает внимание, что это руководство не было избрано взбунтовавшимся народом, но было назначено Всевышним и Моше.
В следующем недельном чтении «Бешелах» также описывается народный бунт, сопровождающийся позывом широких масс выдвинуть политическое руководство из собственной среды, т.е. по существу на «демократической основе»: «И сказали друг другу: назначим начальника и возвратимся в Египет» (14.4). Но и в главе «Бешелах», как мы в следующий раз увидим, бунт был подавлен, а сами «демократы» наказаны сорокалетним скитанием в пустыне.
Итак, мы видим, что согласно Торе, народ может подвергаться сиюминутным настроениям, и управление им должно осуществляться внешним авторитетом.
Это традиционное представление об идеальном политическом устройстве разделяют многие верующие, что со своей стороны вызывает серьезную тревогу светских израильтян, видящих в демократии безусловную ценность и страшащихся «религиозного диктата».
Между тем как одна, так и другая сторона мало отдают себе отчет в значении слова «демократия». Или точнее, далеко не каждый понимает, что он в «демократии» по-настоящему ценит или чего боится.
Обычно под словом «демократия» - что буквально значит народовластие - понимают предоставление права гражданам страны самим избирать своего правителя. Это положение действительно базисное, причем давно и ясно сформулированное. Например, Томас Гобс (1588-1679) в своем «Левиафане» писал: «Для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями, чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира… В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которое нуждается в следующем определении: государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты. Тот кто является носителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладает верховной властью, а всякий другой является его подданым»
Но чем по существу власть избираемых представителей народа отличается от власти назначенных свыше «старцев»?
Демократы убеждены, что в последнем счете именно народ является сувереном. Теократы, напротив, считают сувереном только Бога, а не народ.
Но все дело в том, что признание сувереном Всевышнего вовсе не отрицает принципов демократии в их более широком общегуманитарном смысле. Это с одной стороны. С другой стороны назначение людьми «одного человека или собрания людей» само по себе вообще еще не является альтернативой диктатуре.
Отцы-основатели США неоднократно отмечали, что выборы сами по себе не являются гарантией свободы, и даже говорили о «выборном деспотизме».
При этом характерно, что даже те, кто считают сувереном народ, отказываются предоставлять этому народу возможность принимать государственные решения, т.е. отказывают ему в его собственной суверенности.
Не так давно нам очень подробно объяснили, почему, например, референдум – это подрыв демократии, а не ее проявление. Плебс, мало что мыслящий в политических реалиях, не должен решать судьбоносных государственных вопросов. По существу он не решает вопросы, а только высказывает свое мнение, ни за что при этом не отвечая. Так, на любом референдуме на ура одновременно пройдет и законопроект по увеличению социальных пособий и законопроект о сокращении налогов, но очевидно, что эти требования взаимоисключают друг друга.
Итак, даже апологеты «народовластия», считающие сувереном народ, признают, что сам он не способен вести прямого управления страной, но лишь через своих представителей.
Итак, что мы понимаем под словом «демократия», когда называем ее «безусловной ценностью»? Для одного демократия - это просто власть большинства, для другого – гарантия прав меньшинства в условиях правления большинства, для третьего демократия – это в первую очередь право выражения политического протеста.
Все эти определения верны и правомочны. Между тем существует одно понимание слово демократия, которое с одной стороны может показаться достаточно привнесенным, а с другой подразумевает все приведенные выше понимания, и это - сведение к минимуму возможности злоупотребления властью.
Назови хоть горшком, только в печь не ставь. Если законно избранные руководители коррумпированы, а самозванец восстает против ущемления прав граждан, то его правление предпочтительней: в нашем смысле оно будет более «демократично».
В контексте этого понимания реабилитируется также и смысл выборов. Избирательное право - это не столько атрибут суверена, сколько одно из средств контроля над работой правительства.
Таким образом, позволительно сказать, что расплывчатое слово «демократия» - это прежде всего наличие эффективных механизмов, препятствующих коррупции и злоупотреблению власти.
Именно это положение в первую очередь волновало отцов-основателей США. Так Джефферсон говорил, что любая концентрация законодательной, исполнительной и судебной власти ведет к деспотизму, и выборы здесь решительно ничего изменить не могут. «Выборный деспотизм», по словам Джефферсона – это не та форма правления, за которую воевали американцы.
Он говорил о таком строе, «при котором полномочия государственной власти были бы так разделены и сбалансированы между несколькими правительственными органами, чтобы ни один из них не смог выйти за пределы своих законных прерогатив, находясь под эффективным контролем и сдерживаемый другими».
Другой автор конституции США, дважды (в 1809 и 1812 годах) избиравшийся на пост президента этой страны, Джеймс Мэдисон (1751-1836) писал: «использование противоположных и соперничающих интересов в качестве средства восполнения недостатка в более высоких мотивах поведения можно проследить во всей системе человеческих дел как общественных, так и частных. Оно особенно проявляется во всех соподчиненных проявлениях власти, целью которых является разделение и организация различных должностей таким образом, чтобы каждая из них могла контролировать и сдерживать другую, т.е. чтобы частный интерес каждого индивида стоял на страже публичных прав. И эти предусмотрительные и разумные изобретения не менее необходимы, когда распреляются самые высокие полномочия государственной власти».
Итак, выборность властей вполне можно рассматривать не как самоцель, а лишь как средство, - причем даже и не самое главное - контроля над действиями суверена.
В этом контексте утрачивает свою остроту кажущийся краеугольным вопрос: кто является истинным последним сувереном - Бог или народ?
Не зависимо от того, как мы отвечаем на него, независимо от того, являемся ли мы в основе «демократами» или «теократами», мы в первую очередь должны заботиться о том, чтобы власть не была коррумпирована и действовала в интересах всеобщего блага.
Итак, основа того правления, которое условно можно назвать «демократическим», состоит прежде всего в подконтрольности суверена. Выборность властей правомочно рассматривать лишь как один из элементов такого контроля, не зависимо от того, кого мы признаем истинным сувереном – народ или Бога.
Если светский израильтянин опасается «религиозного засилья», то опасается он в первую очередь коррупции и бюрократии. И опасается, следует признать, вполне справедливо. Как писал тот же Медисон: «Единство религиозных чувств порождает удивительную самонадеянность, и любая государственная религия ведет к грубому невежеству и коррупции, облегчающим осуществление зловредных замыслов»
Нет сомнения в том, что возрождение традиционного теократического правления несет в себе угрозу коррупции. Однако эту угрозу возможно эффективно предотвратить. Сама по себе теократия не является злом, злом является прежде всего концентрация власти и отсутствие других форм контроля за ней.
В этом отношении идея восстановления Сангедрина в качестве политического института может носить «демократический характер». Причем иудейская традиция в целом открыта такому принципу. Во всяком случае в какой-то период, а именно в период пар («зугот») власть в Сангедрине распределялась между двумя главами - президентом и верховным судьей. Иными словами, работа Сангедрина допускает, если не предполагает «разделение властей».
Для эффективного правления в современных условиях такого разделения было бы, пожалуй, недостаточно. Но главное, что сам этот принцип видится традиции приемлемым.
Разделение властей и отчетность перед народом посредством периодических выборов - проверенные и надежные средства борьбы с коррупцией. И если теократы всерьез надеются прийти в Израиле к власти, они должны понимать, что без использования этих испытанных механизмов контроля власти все их начинания заранее обречены на провал.
«Позвольте, - может воскликнуть озадаченный читатель, - но «демократы» не согласны с самими законами еврейской теократии! Они вовсе не желают следить за тем, чтобы неуклонно предавались смерти идолослужители, или просто нарушители субботы и супружеской верности».
Эту проблему я намерен рассмотреть в следующий раз. ("Шлах Леха" 5765)