Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

К содержанию

Недельная глава "Корах"

СПОР ВО ИМЯ НЕБЕС («Корах» 5763)

Бунт Кораха

В недельном чтении «Корах» описывается история бунта, предпринятого Корахом против духовной власти Моше и Аарона. Начинается глава следующими словами: «И отделился Корах, сын Ицхара, сын Кеата, сына Леви, и Датан, и Авирам, сыны Элиава, и Он, сын Пелета, сыны из колена Рувена. И предстали пред Моше, и с ними двести пятьдесят мужей из сынов Израиля, начальники общины, призываемые на собрания, люди именитые. И собрались против Моше и Аарона, и сказали им: Полно вам! Ведь вся община, все святы, и среди них Господь». (16.1-3)

Иногда идеологию Кораха сравнивают с реформизмом. Он-де оценивал заповеди рационалистично. Например, агада сообщает, что поводом для бунта послужил спор о цицит. Корах считал смешным, что если вся накидка сделана из синей нити, то к этой накидке все равно нужно прикреплять синие кисти-цицит. Нелепой казалась Кораху и заповедь мезузы, в той ситуации, когда в доме хранится вся Тора, содержащая написанные в мезузе фрагменты.

В другом месте Корах приводит внушительный перечень «антисоциальных» законов Торы, направленных, по его мнению, против «интересов вдовы и сироты».

Но дело в том, что в последнем счете - о чем говорит все та же Агада - Корахом двигал не столько рационализм, сколько зависть. «Рационализм» Корахом только использовался. Реформисты же вполне искренни в своем стремлении отнестись к заповедям «прогрессивно».

Тем не менее, определенное «фенотипическое» сходство все же возникает. Как Корах злонамеренно намеревался заместить Тору Моше, так реформисты делают это невольно.

Действительно, в реформистском движении существенно даже не то, что оно не признает авторитета ортодоксальных раввинов, - его много кто не признает - а то, что оно не может найти себе соответствующей религиозно - культурной ниши, оставаясь в которой оно не претендовало бы на заместительство этих самых раввинов. Реформизм не может найти для себя той позиции, в которой бы «плюрализм», за который он так ратует, стал бы действительным, а не фиктивным.

Вдумаемся. Многие светские евреи не отрицают, что Всевышний существует, и при этом выполняют даже меньшее число заповедей, чем реформисты. Между тем отношение к этим нерелигиозным евреям со стороны ортодоксов достаточно терпимое, по сравнению с их отношением к реформистам.

Но чем светский еврей, более или менее соблюдающий заповеди (именуемый в Израиле «масорти»), отличается от идейного реформиста? По-видимому, только одним – «масорти», сколько бы его мировоззрение не было близко к мировоззрению реформиста - частное лицо, не претендующее представлять иудаизм и именоваться «иудеем» в каком-то ином неортодоксальном смысле. «Масорти» не трансформирует значение слова «иудей». Реформист же делает именно это, и именно в этом суть конфликта. Именно этим реформизм может напоминать бунт Кораха.

Подход реформистов на корню отрицает то, что является основой для ортодоксального еврея - безусловный авторитет Гемары. Но главная проблема состоит все же не столько в этом, сколько в том, что отвергнув этот авторитет, реформисты продолжают именовать себя тем же именем, что и те евреи, для которых авторитет Гемары непреложен.

Именно это обстоятельство делает спор между ортодоксами и реформистами остервенелым и бесплодным. Именно этим ситуация напоминает ту, что описана в недельной главе «Корах».

В Талмуде сказано: «Всякий спор, ведущийся во имя небес - плодотворен, всякий спор не во имя небес - бесплоден. К первому роду относится спор Гилеля и Шамая, а ко второму Кораха и его сообщников» (Перкей Авот 5.18)

Итак, в чем же особенность споров между Шамаем и Гилелем и споров с Корахом? Это тем более важно выяснить, что заповедь Торы, гласящая «не будь подобен Кораху и его сообщникам», (17.5) по существу предостерегает именно от таких бесплодных споров.

Из всего того, что нам известно, можно сказать, что спор реформистов с ортодоксами - не во имя небес. Но в принципе существуют условия, при котором и это размежевание можно было бы превратить в осмысленное. Это стало бы возможно в том случае, если бы реформизм или попытался согласоваться с традицией (по этому пути отчасти пошел консервативный иудаизм), или, напротив, попытался бы занять полностью внешнюю альтернативную позицию, заведомо не претендующую на заместительство позиции ортодоксальной. Впрочем, о проблемах, связанных с реформизмом, у меня будет повод поговорить в следующий раз, а сейчас я бы хотел коснуться другого аспекта бунта Кораха. Дело в том, что у Кораха явственно имелись те признаки, которые реформистам в целом не присущи. А именно, Корах обнаруживал признаки «харизматического» сектантского лидера.

Сектанство

Мания заместительства - это лишь начало болезни, которая может прогрессировать, вырождаясь в сектантство. Сектантское сознание - это состояние чистого самоутверждения, никак не связанного с мировоззрением и верой. Более того, сектантское мировоззрение тем в первую очередь и характеризуется, что оно не обеспечено никаким самобытным мировоззрением. Людей приманивают в структуру, обещая им открыть тайны позже, по мере совершенствования, но на поверку никаких «тайн» не оказывается.

Экзальтация сектанта напоминает ощущения спящего, которому снится, что он написал прекрасные стихи, но по мере пробуждения обнаруживает, что он только выступал в роли автора гениальных стихов, а самих стихов - даже не гениальных - сочинено не было. Именно поэтому диалог с сектантом не только бесплоден, но и вреден.

Разумеется, переубеждать сектанта, пытаться влиять на него необходимо. Но недопустимо - что, к сожалению, сплошь и рядом делается - вступать с ним в «диалог», т.е. представлять его состояние как мировоззренческую позицию. Существуют мировоззрения, и споры между ними всегда во имя небес, и существуют имитации мировоззрений, и споры с ними никогда не могут быть во имя небес.

Например, спором не во имя небес был спор свободного мира с коммунизмом. Это не значит, что не следовало переубеждать коммунистов, спор с ними был жизненно необходим, но в собственном смысле слова это был не спор, а изобличение во лжи. Тот, кто пытался представить этот спор как диалог двух равноценных позиций, тем самым принимал сторону тоталитаризма. Включаться в живую полемику с лжецом и демагогом, отвечать на его вопросы, а не показывать их несостоятельность, значит впутываться в его сети.

В «Критике чистого разума» Кант писал: "Умение ставить разумные вопросы есть уже важный и необходимый признак ума и проницательности. Если вопрос сам по себе бессмыслен и требует бесполезных ответов, то, кроме стыда для спрашивающего, он имеет иногда тот недостаток, что побуждает неосторожного слушателя к нелепым ответам и создает смешное зрелище: один - по выражению древних - козла доит, а другой под ним решето держит".

Это обстоятельство было хорошо известно и еврейскому миру, как сказано: «Не отвечай неразумному в глупости его, чтобы и ты не стал ему подобен». (Мишлей 26.4)

Не вступай в диалог с глупцом или демагогом - в этом один из возможных смыслов заповеди: «Не будь подобен Кораху и его сообщникам» (17.5)

Я не возражаю, что существует много промежуточных ситуаций, когда в нелепой позиции присутствует и своя доля ума и своя доля доброй воли. Но в любом случае, наша задача пытаться различить между добросовестной позицией и ложью.

Доктор Раймонд Муди, автор знаменитой книги «Жизнь после жизни», так же известен и как исследователь маргинальных сект. Он провел несколько лет среди сатанистов и пришел к выводу, что и к ним следует относиться с пониманием, что «спор» с сатанистами может быть продуктивен.

Муди представляет сатанинские секты как этакие психотерапевтические образования, где человека освобождают тяготящих его комплексов: В своем исследовании «Магическая терапия» Муди пишет: «Сатанисты после прохождения «лечения» средствами магической терапии становятся лучшими гражданами, чем были до этого, если можно так говорить в плане социальной спаянности и равновесия. Именно поэтому таким маргинальным культам, как, например, церковь Трапезунда, должна быть оказана всяческая поддержка... Не исключено, что нашему обществу требуется гораздо большее число таких культов, в которых «разговор на иных языках» не есть признак аномального поведения или в которых «честная» агрессивность принимается и признается как разумное решение некоторых конфликтных ситуаций... Все, что способствует увеличению способности индивидуума адаптироваться в мире, в котором он живет, может и должно быть критерием при оценке новых и первоначально маргинальных институтов нашего общества»

Возразить на это замечание Муди можно по-разному. Я бы лично порекомендовал этому исследователю еще раз перечитать замечательную книгу Эриха Фрома «Психоанализ и религия», и в частности обратить внимание на следующий фрагмент: “Было бы ошибочно думать, будто только “невротикам” не удается выполнить задачу самоэмансипации, а средний приспособившийся человек достигает здесь успеха. Наоборот, великое множество людей хорошо приспособлены именно потому, что сдались в борьбе за независимость раньше и радикальнее невротиков. Они полностью согласились с оценкой большинства, и поэтому их не задел болезненный конфликт, в котором оказался невротик. Хотя они и здоровы с точки зрения “приспособления”, но с точки зрения осуществления своих человеческих целей больны в большей степени, чем невротики. Можно ли считать их решение правильным? Оно было бы правильным, если бы можно было без ущерба игнорировать фундаментальные законы человеческого существования. Но это невозможно. “Приспособившийся” человек, который не живет в истине и любви, защищен лишь от явных конфликтов. Если он не поглощен работой, то должен использовать многочисленные пути, предлагаемые нашей культурой, для спасения от угрозы одиночества, перед пропастью собственного бессилия и человеческой скудости”.

Ислам

Отдельного слова в контексте этой проблемы заслуживает ислам. Дело в том, что ислам обнаруживает все основные признаки сектанской религиозности.

Формально ислам может говорить массу верных вещей, ранее прозвучавших в иудаизме и в христианстве. Более того, на первый взгляд ислам даже стремится быть очищенным, первозданным истоком иудаизма и христианства («Ибрахим не был ни иудеем, ни христианином, а был он ханифом предавшимся и не был из многобожников» (Сура 3. 60). Но в том-то и дело, что произнесение верного утверждения еще не дает вам права назваться оригинальным автором.

Если вы, например, свято верите в то, что человек - это существо на двух ногах, что друг познается в беде, а дважды два четыре - то вы совершенно правы. Однако вы не вправе на этом основании заявлять о себе как о создателе оригинальной философской системы или конфессии и присваивать своему «учению» какое-то имя, скажем «тарабумбийство».

Как только вы это сделаете, как только вы выделитесь в содержательно ничем не обеспеченную номинацию, вы превратитесь в сектанта.

Насколько я способен судить, ислам сделал именно это. Под этническое фольклорное единство арабских племен была подведена идеологическая база универсальной религии.

Кто-то может сказать, что я пристрастен и по политическим причинам стараюсь умалить ислам. По политическим причинам я бы, напротив, должен был бы хотеть, чтобы такая оригинальная особенность у этой религии отыскалась. Она бы открыла перед нами перспективу диалога и мира, а так существует лишь одна надежда - выстоять против них силой.

Буддисты в свое время поддерживали Гитлера, и я вовсе не поручусь, что в какой-то момент эта религия вновь не займет враждебных еврейскому миру позиций. Но при этом я не стану возражать, что буддизм вполне оригинальная и своеобразная религия.

В исламе же я ничего оригинального не вижу, и серьезно подозреваю, что именно отсутствие оригинальности включает главные механизмы агрессии этой религии, уже на первых шагах своего развития выразившей их в идее «джихада» – насильственного обращения или уничтожения «неверных».

Арабы могли бы создать, как и все прочие даровитые народы, свою церковь, но им это показалось мало. Они не как все - все должны быть как они. Не содержа в себе ничего оригинального, чего не содержалось бы в религиях предшественницах, и в то же время выделив себя в качестве оригинальной религии, ислам обрек себя на вражду к породившему его миру.

Но в каком смысле миллиардная община может именоваться сектой? Вроде бы уже одна численность не должна позволить нам давать такое определение?

Как любая полноценная оригинальная религия теряет свой пафос, решаясь «пойти в народ», так, по всей видимости, и любая секта должна заметно «гуманизироваться» при ее обращении к широким массам. Эта секта должна потерять часть своей фанатичности, приобрести более человеческие черты и выработать какое-то минимальное мировоззренческое обеспечение. Распространенность ислама безусловно пошла ему на пользу, но принципиально ничего не решила.

Я бы хотел ошибаться и в целом допускаю, что в исламе скрываются какие-то собственные оригинальные идеи, позволяющие выявить его как «третью позицию». Но мне они неизвестны, а из того, что мне известно сейчас, я не могу воспринимать ислам иначе как секту, содержательный диалог с которой не может вестись во имя небес.

К содержанию

© Netzah.org