Арье Барац. Недельная глава Торы. Еврейские праздники

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

Недельная глава "Корах"

В недельном чтении «Корах» описывается история бунта, предпринятого Корахом против духовной власти Моше и Аарона. Начинается глава следующими словами: «И отделился Корах, сын Ицара, сын Кеата, сына Леви и Датан, и Авирам, сыны Элиава, и Он, сын Пелета, сыны Рувена. И предстали пред Моше, и с ними двести пятьдесят мужей из сынов Израиля, начальники общины, призываемые на собрания, люди именитые. И собрались против Моше и Аарона, и сказали им: Полно вам! Ведь вся община, все святы, и среди них Господь» (16.1-3)

Закончился бунт тем, что земля разверзлась и поглотила мятежников: «И сказал Моше: из этого станет вам известно, что Господь послал меня творить все деяния эти, что это не от сердца моего. Если смертью всякого человека умрут они и судьба общечеловеческая свершится над ними, то это не Господь послал меня. Если же необычное сотворит Господь и земля раскроет уста свои и поглотит их и все, что у них, и они сойдут живыми в преисподнюю, то познаете, что презрели Господа эти люди. И вот лишь только договорил он до конца слова эти, расступилась земля под ними. И раскрыла земля уста свои, и поглотила их и домочадцев их, и всех людей Кораха, и все имущество. И сошли они со всем принадлежащим им живыми в преисподнюю, и покрыла их земля, и исчезли они из среды общества» (16.28-33.)

Поразительная, небывалая, можно даже сказать чудесная смерть! В Перкей Авот (5.7) говорится о десяти предметах, созданных в сумерки на исходе шестого дня творения. Первый из этих десяти предметов – это те самые «уста земли», которые поглотили Кораха.

С точки зрения постигшей его смерти, Корах так же необычен, так же выделяется из общего человеческого ряда, как пророк Элиягу. Ибо как Корах «сошел живым в преисподнюю», так Элиягу был живым «возведен на небо». Мы читаем: «И было, когда они шли, вот появилась колесница огненная и кони огненные, и отделили они одного от другого, и вознесся Элиягу вихрем в небо» (2 Малахим 2.1-11).

Итак, два эти человека - Элиягу и Корах - ушли из мира живыми. Один ушел на небеса, другой – в преисподнюю. Две эти фигуры как бы задают собой два полюса, два предела бытия. Своими судьбами они обозначают границы, обозначают Суд. Ведь и пророк Элиягу знаменует собой страшный день Суда, как сказано: «Вот Я посылаю к вам Элиягу-пророка перед наступлением дня Господня, великого и страшного» (Малахи 3.24).

Люди не выбирают своей смерти, во всяком случае этот выбор имеет весьма ограниченные пределы. И все же порой ничто так не характеризует человека, ничто так не оттеняет смысл прожитой им жизни, как его смерть. Прежде всего это, разумеется, касается смерти, которую человек претерпевает за свои убеждения или за свое происхождение. Но не обязательно. Например, огромная литература посвящена осмыслению гибели Пушкина. Гибель Пушкина на дуэли за честь своей жены составляет неотъемлемую характеристику его личности. Трагическая смерть Пушкина как бы озарила дополнительным смыслом и наполнила дополнительным значением всю его жизнь и всю его поэзию.

Итак, иногда смерть может придать всей жизни такой смысл, который без нее был бы не заметен и не ясен. Смерть же Кораха и его сообщников в такой мере необычна, в такой мере уникальна, что невольно возбуждает вопрос, чем примечателен этот человек? В чем состояла идея его бунта? Какая идеология была отмечена столь однозначным проклятием небес?

Итак, чего добивался Корах и какую истину провозглашал, что удостоился за нее живым сойти в преисподнюю?

Философия Кораха

Традиция сообщает, что поводом для бунта послужил спор о цицит. Корах спросил Моше, нужно ли навязывать нити-цицит, содержащие голубую нить, на накидку, которая вся сделана из синей нити? И когда Моше ответил положительно, Корах насмехался над ним. В мидрашах приводятся и другие полемики, например, связанные с заповедью прикрепления мезузы. Так, Корах утверждал, что эта заповедь совершенно бессмысленна в том случае, если в доме имеется весь текст Торы, а значит и тот фрагмент, который содержится в мезузе.

В другом месте Корах приводит внушительный перечень «антисоциальных» законов Торы, направленных, по его мнению, против «интересов вдовы и сироты».

Но на этом общем «либерально-реформистском» фоне концепции Кораха, о которой достаточно подробно рассказывается в Устной Торе, выделяется один важный компонент, причем ясно указанный в самой Торе, и это бунт против решения Всевышнего посвятить на священническую службу только сыновей Аарона.

Мы читаем: «И собрались против Моше и Аарона, и сказали им: Полно вам! Ведь вся община, все святы, и среди них Господь» (16.3)

«И сказал Моше Кораху: Слушайте же, сыны Леви. Мало ли вам, что выделил вас Бог Израиля из общины Израиля, приблизив вас к Себе, чтобы отправлять службу при скинии Господней и чтобы стоять пред общиной, для того, чтобы служить за них. И приблизил тебя и всех братьев твоих, сынов Леви, с тобою, а вы доискиваетесь еще и священства. Поэтому ты и все сообщники твои собрались против Господа. А Аарон же тут при чем, что вы ропщете на него?» (16.9-11)

Таким образом мы видим, что своим заявлением «все святы» Корах отрицал основополагающую идею Торы – идею избрания, осуществляемого на родовом принципе. Ведь Коэны, сыны Аарона – это избранный народ внутри избранного народа. Причем потомки Аарона были избраны внутри Израиля даже радикальнее, нежели сам Израиль был избран среди народов. Ведь любой инородец при желании может принять иудаизм, может стать сыном Израиля, однако нет другого способа стать Коэном, кроме как родиться им.

Существует мнение, что «рационалистический» подход Кораха был лишь поводом, что истинная причина заключалась в том, что Корах завидовал Элицафану сыну Узиэля, которого Всевышний повелел назначить главой дома Кегата (3.30). Как сообщает Раши, Корах рассуждал так: «У моего отца было три брата, как сказано: «Сыновья Кегата – Амрам, и Ицхар, и Хеврон, и Узиэль» (Шмот 6.18), Амрам – первенец, и его сыновья заняли важные посты: один (Моше) стал царем, другой (Аарон) – первосвященником, кто должен занять следующий по значению пост, если не я? Ведь я сын Ицхара, следующего за Амрамом по старшинству. А Моше назначил вождем сына младшего из братьев отца. Поэтому я не принимаю его решения».

На основании этого некоторые считают, что Корахом двигало чувство зависти. Возможно. Но нельзя не заметить, что приведенные мотивы одновременно полностью вписываются так же и в общую рационалистическую концепцию Кораха. В данном случае становится практически невозможно различить, где кончается зависть и начинается «интеллектуальная честность», где начинается его специфическое рационалистическое мировоззрение.

В любом случае мы видим, что Корах отрицал не только власть Моше и Аарона, но по существу и самого Бога, фактически требуя от Всевышнего, чтобы тот подчинился принципам отвлеченной справедливости, совпал с ней.

Корах как будто бы говорил о «святости», о Всевышнем, но при этом его явно не интересовала воля Создателя, его интересовала некая надличная рассудочная «справедливость», которой по его мысли должен был подчиниться и сам Всевышний.

Но повод ли это для такой загадочной и страшной смерти? Для того чтобы ответить на этот вопрос, стоит провести одну аналогию.

Спиноза

Очень часто учение Кораха, в котором все уравниваются по святости, сравнивают с христианством. Это сравнение уместно, однако лишь в определенных пределах. Ведь христиане в конце концов никогда не отрицали избранность Израиля, они лишь пытались ограничить его во времени, да и то не всегда и не вполне однозначно. Если быть точным, то христиане - это вообще единственное в мире сообщество, которое избрание Израиля в том или ином смысле признает.

На мой взгляд, учение Кораха в гораздо большей мере схоже с учением Спинозы. Именно в учении Бенедикта (Баруха) Спинозы с особой последовательностью проступает идея подчинения Бога Разуму, вплоть до их отождествления; именно в учении Спинозы рационализм вступает в лобовое и по сути смертельное столкновение с Богом Израиля.

Словам Торы, что человек «создан по образу и подобию Бога», Лев Шестов противопоставляет высказывание Спинозы, что «воля и разум Бога так же похожи на разум и волю человека, как пес - лающее животное похож на созвездие пса», и обвиняет Спинозу в авторстве европейской атеистической концепции. Шестов пишет: «Спиноза убил Бога, т.е. научил людей думать, что Бога нет, что есть только субстанция, что математический метод есть единственный истинный метод искания, что человек не составляет государства в государстве, что Библия, пророки и апостолы истины не открывали, а принесли людям только нравственные поучения, и что нравственные поучения и законы вполне могут заменить Бога… Все это сделал Спиноза. Он внушил людям, что можно любить Бога всем сердцем и душой, как любил его псалмопевец и любили пророки – даже и тогда, если Бога нет, если на место Бога поставлена объективная, математическая, разумная необходимость или идея человеческого добра, ничем от разумной необходимости не отличающаяся. И люди поверили ему. Вся современная философия, выражающая собою, в общем, не то, чем люди живы, а что людям нашептывает Дух времени… целиком вытекла из Спинозы» («На весах Иова»).

Этот последовательный рационализм, пытающийся подчинить Всевышнего общим соображениям «справедливости» и «разумной необходимости», неизбежно связан с отрицанием идеи избрания. Действительно, Спиноза был не только последовательный чистосердечный рационалист, пытающийся подчинить Всевышнего общим правилам, обязательным для всех разумных существ. У него была своя устойчивая неприязнь к Израилю. Неприязнь неудачливого ешиботника к еврейству была столь однозначной, что, как считают некоторые исследователи, Спинозу можно рассматривать в качестве основоположника новейшего рационалистического антисемитизма.

Так, Лев Поляков замечает по поводу Спинозы: «Совершенно очевидно, что исключительное преимущество, приписываемое как еврейской, так и христианской традицией «избранному народу», шокирует и раздражает его. И он имеет в виду своих современников-евреев, когда пишет: «Радость, которую испытывают, веря в свое превосходство, если это не проявление детства, может родиться только из зависти и злого сердца»; и далее: «Итак, кто радуется по этому поводу, радуется несчастью другого, он завистлив и зол, он не знает ни истиной мудрости, ни спокойствия настоящей жизни». Можно заметить, что речь здесь идет о проблеме, которая является жизненно важной для самого Спинозы: осуждение собственных предков, ведущее к откровенному антисемитизму, видимо, было ахиллесовой пятой великого философа… Его антиеврейская полемика проложила дорогу рационалистическому или светскому антисемитизму нового времени, возможно, наиболее страшной его разновидности».

Действительно, если христианство еще отводило внутри своей теологической системы какое-то место для еврейства, то пришедший на смену христианства рационализм не находил иудаизму уже никакого оправдания. Рационализм мог еще снисходительно относиться к христианству как к примитивной форме духовности («уровень представления»), но еврейская форма религиозности воспринималась большинством просветителей как враждебная разуму в своей основе. По мысли рационалистов иудаизм заслуживал только одного - «автаназии» (Кант).

При желании можно указать определенные отличия между философией Кораха (так как ее представляют устная и письменная Тора) и философией Спинозы. Но в то же время их рационалистическая основа, замешанная на антисемитском комплексе, в действительности поражает своим сходством. Если же учесть, что издержки европейского рационализма в значительной мере подготовили Холокост, то можно понять, почему протоспинозист Корах сошел живым в преисподнюю.

Более подробно поговорить об особенностях и судьбах рационалистического антисемитизма у нас будет повод в следующий раз в связи с главой «Хуккат».

К содержанию

Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ