Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Пинхас» говорится: «И Господь сказал Моше, говоря: Пинхас, сын Элазара, сына Аарона, священника, отвратил гнев Мой от сынов Израиля, вступившись за Меня среди них; и не истребил Я сынов Израиля в ревности Моей. Посему скажи: вот, даю Я ему Мой завет мира» (25:10-13)
Как известно, Пинхас отождествляется традицией с предвестником Машиаха - пророком Элиягу. В этой связи уместно вспомнить об одном принадлежащем Элиягу мессианском пророчестве: «Шесть тысяч лет существует мир. Две тысячи лет – хаос, две тысячи лет – Тора, две тысячи лет – время Машиаха». (Авода зара 9а).
Сейчас идет 5772 год, то есть до конца этого последнего исторического периода, в который должен прийти Машиах, – осталось 238 лет. В прошлой статье («Мессианская миссия») я высказал некоторые сомнения, возникающие в связи с верой в его приход. Я выразил недоумение, каким образом человеческая жизнь может самым счастливым образом измениться, если упразднить современную политическую систему и восстановить древнюю, и при этом еще не совершая никаких чудес? Наконец, я задался вопросом, как вообще какая-то историческая личность способна что-либо радикально изменить в жизни миллиардов других людей?
Дело в том, что Машиах - это личность не просто историческая, но еще и эсхатологическая, приход которой совпадает со вступлением мира в финальную историческую фазу. Машиах – это не просто супермен, который, когда бы он ни пришел, все бы перевернул. Машиах – это ключ к замочной скважине вполне определенного времени. Машиах не будет творить чудес, но возможно, технические достижения его эпохи откроют такие фантастические перспективы, что он получит вполне небывалые возможности.
Но главное, слова Рамбама, что «в его дни снова вступят в силу все законы, действовавшие в прошлом», необязательно понимать так, как это было принято в йешивах средневековья. Команда «copy/paste» Истории неизвестна. В действительности слова Рамбама, что «в его дни снова вступят в силу все законы, действовавшие в прошлом» вовсе не означают, что следует наплевать на все достижения политической мысли Старого и Нового Света, действующие в настоящем. Напротив, они должны быть ассимилированы. И в этом нет ничего противоречащего «законам прошлого», поскольку иудейские «законы прошлого» никогда не отрицали никаких достижений других народов, в том числе и самых «новых». Рабби Йегуда Галеви пишет: «Члены великого Сангедрина обязаны были иметь познания во всех науках, как истинных, так и порожденных фантазией или основанных на взаимном согласии людей, так что кроме прочего, они знали и магию, и языки. Но чтобы в Сангедрине всегда было семьдесят таких ученых, необходимо распространение наук в народе, тогда, если не станет одного из них, его сможет заменить другой, ему подобный. А это может быть только в том случае, если все знания необходимы для исполнения Торы. Естественные знания помогают исполнять законы, касающиеся земледелия... То же и в отношении науки о небесных сферах и их вращении» (Кузари 2:64).
Иудаизм не отвергает, а напротив, принимает все подлинные достижения, каких бы сфер они не касались, и политика тут не исключение. Те же нестыковки, которые действительно возникают в некоторых пунктах между религиозной и светской концепциями, причем нестыковки кажущиеся роковыми, как раз и призван устранить Машиах.
Не секрет, что в отличие от тех наук, от тех внешних культур, изучение которых приветствовал рабби Йегуда Галеви, современная секулярная культура - не вполне внешнее по отношению к еврейскому миру явление. Секулярная культура в значительной мере базируется на ценностях иудаизма, представленных в содержательной, а тем самым в радикально нееврейской форме. И это создает свои трудности. Пока абстрагированные еврейские ценности были упакованы в оболочку чужой религии (христианства), они были как бы помечены, и их очарованию было легко не поддаваться (о чем в частности свидетельствует тот же рабби Галеви). Но как только европейский мир перевел эти ценности, выражаясь словами просветителей, с языка представления на язык понятия, как только эмульгированные народами еврейские ценности перестали быть помечены чуждой религией и обрели автономную жизнь, еврейство уже не смогло их отвергнуть. Напротив, оно проявило к ним небывалый интерес, заполонив все сферы европейской культуры. В лице своих светских представителей еврейство обрело себя в каком-то совершенно ином и, казалось бы, нееврейском обличии, но само это новое обличие нисколько не сомневалось в своей еврейской аутентичности и подлинности.
С тех пор как начался этот процесс, прошло уже почти два с половиной столетия, а эта проблема продолжает стоять на мертвой точке. Сегодня вопрос несовместимости культур светского и религиозного еврейства столь же неразрешен, как и в самом своем истоке, сегодня он также головоломен, как и в момент своего возникновения.
Христианство возводит себя к словам пророка: «Вот, наступают дни, – сказал Господь, – когда с домом Израиля и с домом Йегуды Я заключу новый союз, Не такой союз, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской,.. А такой союз, ... – вложу Я Тору Мою в глубину (души) их, и в сердце их впишу Я его» (Иереем 31:31). Комментируя эти слова, апостол Павел пишет: «Говоря "новый", показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению.» (Евр 8:13). Иудеи лишь смеялись над этим ужастиком. Но в критике просветителей, прибегавших к близкой аргументации, зазвучала своя подлинность. Один из крупных просветителей, возглавивший ассимиляцию германского еврейства и прославившийся под именем Людвига Берне (Лейб Барух) (1785-1837), в тон христианству назвал веру своих предков «египетской мумией, которая только кажется живой, но чье тело не поддается тлению».
Но еврейский религиозный мир отчасти соглашался с этой характеристикой. Так, младший современник Берне рабби Ш.Р.Гирш (1808-1888) в письме, посвященном своей книге «Хорев», писал: «Сегодня нет ничего более темного и запутанного, чем наша религия, поэтому я пытаюсь дать свою трактовку заповедям и стараюсь как можно лучше объяснить их основы. Я знаю, что некоторые набросятся на меня с упреками. Но я не могу и не имею права молчать. Если бы я знал, что кроме меня есть хотя бы один человек, старающийся что-либо изменить, я бы помалкивал. Но я одинок! Вокруг меня старики, получившие в наследство иудаизм в виде забальзамированного покойника. Многим уже надоела постоянная рутина казуистики. Иудаизм превратился в призрак, появление которого вызывает страх. С другой стороны, есть молодые одухотворенные энтузиасты, пытающиеся сделать для евреев все возможное. Опасность в том, что ревностно заботясь о евреях, они в конце концов могут похоронить иудаизм. Так получается потому, что они просто не знакомы с еврейским учением. Иудаизм для них — разбитое корыто, призрачная тень ужасного прошлого, элементарная глупость. Ах, если бы я мог указать рукой новый путь и все бы последовали за мной!»
Германские евреи отшатнулись от иудаизма не только потому, что видели в нем забальзамированный труп, но и потому, что нашли ему замену, нашли в европейской культуре очищенное христианством еврейское зерно, они увидели в европейской культуре «новый завет», записанный в самом сердце человека, и восторженно приняли его. Многие из них продолжали чувствовать себя при этом евреями, и именно из такого рода людей произошли сионисты. Кто-то пожелал ассимилироваться, но кто-то попробовал вдохнуть секулярную духовность в еврейскую жизнь.
При этом расхождение между религиозными и светскими евреями (дорожащими своим происхождением) казалась неразрешимым. Рабби Рафаэль Гирш действительно обозначил «новый путь», на котором впоследствии сформировался религиозный сионизм, но по большому счету, светский мир и сегодня презирает остающееся «мумией» религиозное общество, которое со своей стороны презирает «европейские ценности», видя в них подлог и угрозу еврейству. Иудаизм не впустил в себя секулярную духовность, которая осталась ему глубоко враждебна. Оба мира остаются и сегодня в Израиле так же непроницаемыми друг для друга, как два века назад в Германии.
Можно ли вообще спаять эти миры, подвести их под хупу? Может ли кто-нибудь вообще представить их друг другу как равно авторитетные, как параллельные? И тут становится ясно, что если это кому-то вообще под силу, то как раз только Машиаху. Только его духовный авторитет способен инициировать процесс обновления всего израильского общества, и как следствие этого, всего израильского законодательства, преобразуя его в Закон, действительно имеющий как еврейский, так и демократический характер. Причем примирив в еврейском обществе светский мир с религиозным, Машиах одновременно примирит собственно еврейский мир с миром Эдома, осуществив тем самым другую свою миссию, о которой Рамбам в «Гилхот малахим» 11 пишет: "И будет Эдом завоеван" - Давидом, как сказано: "И стали эдомитяне рабами Давида" (Диврей гаямим I, 18:13). "И будет Сеир завоеван врагами его" - царем-Машиахом, как сказано: "И поднимутся избавители на гору Сион, судить живущих на горе Эсава" (Овадья, 1:21).
Вопроса, каким образом может происходить примирение с христианским миром, я попытаюсь коснуться в следующей статье.