Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

К содержанию

Честное еврейское слово

Недельная глава «Маттот» начинается словами: «И говорил Моше главам колен сынов Израиля, говоря: вот что повелел Господь: если кто даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего: все, как вышло из уст его, должен он сделать» (30.2-3)

Итак, человек вправе налагать на себя разного рода ограничения, которые не указаны в Торе. Между тем любой данный евреем обет фактически превращается в заповедь Торы - «все, как вышло из уст его, должен он сделать». Более того, все, что еврей обещает сделать, даже не говоря, что это «обет», приравнивается к обету. Как говорится в трактате Недарин (8а): «Даже если человек сказал: «завтра утром я выучу главу из Торы» - это обет».

Поэтому в своей повседневной речи евреи обычно прибавляют к любому обещанию «бли недер» - «без обета», чтобы не связывать себя предписанием, данным свыше, но лишь обязательством, данным им самим.

Итак, благодаря заповеди, преподанной в главе «Маттот», всякий взятый на себя человеком обет (например, воздерживаться от какой-либо пищи) перестает быть только его частным делом, а оказывается заповедью Торы.

Разрешить человека от обета может только раввин, и только если он убедится, что когда человек брал обет, то он не учел и не оговорил каких-то обстоятельств, при которых его обет теряет силу. В противном случае его так же невозможно освободить от обета, как и от запрета не есть свинины.

Это положение чрезвычайно поучительно, ибо оно проливает дополнительный свет на общий смысл еврейской религиозности. Здесь мы входим в самое сердце проблемы взаимоотношения галахических предписаний с поступками человека, строящимися лишь на голосе совести. Предельно заостренное выражение этого соотношения представлено следующим высказыванием Гемары: «Тот, кто исполняет заповедь по обязанности, стоит выше того, кто исполняет заповедь не будучи обязан» (Кидушин 31а).

Категорический императив

«Спросили р. Элиэзера: “Как велико бывает почтение к отцу и матери?” Он ответил: “Пойди и взгляни, что сделал для своего отца некий язычник из Ашкелона по имени Дама б.Нетина. Мудрецы хотели купить у него камни для эфода за 600 000, а р.Кахана говорит за 800 000. Но ключ находился под подушкой у его отца, и он не захотел его тревожить. На следующий год Всевышний воздал ему: у него родилась рыжая телица (необходимая для храмового богослужения). Пришли к нему мудрецы. Он сказал им: “Я знаю, что если бы я попросил за телицу все богатство мира, вы дали бы мне. Но я прошу у вас лишь те деньги, которые я потерял из-за почтения к отцу”. Сказал р.Ханина: Если необязанный исполнять заповеди поступает так - тем более тот, кто обязан!». В связи с этой историей в Гемаре как раз и делается вывод: “Тот, кто исполнил заповедь по обязанности, стоит выше того, кто исполняет заповедь, не будучи обязан”.

Гемару не интересует, откуда Дама б.Нетина усвоил почтительное отношение к отцу - из собственного сердца, из своей языческой традиции или научился ей у евреев. Всевышний ценит это почтение нееврея к своему отцу и воздает за него, но Он не заповедывает ему этого почтения в таком смысле, в котором заповедал его еврею.

От инородца Всевышний ждет принятия собственного решения, от еврея Он ждет - в первую очередь - преданности Его приказу. И, по мнению Гемары, в отношении одного и того же поступка Он ценит преданность Себе еврея выше самостоятельности нееврея.

Смысл этой талмудической идеи, на мой взгляд, наиболее полно выражает именно галаха, связанная с обетами. У еврея даже его частное внутреннее решение (не сопровождающееся оговоркой «бли недер») превращается во внешнее предписанное Создателем повеление!

Это положение выглядит полной противоположностью принципу автономной морали. Кант, как мы помним, провозгласил: «До тех пор пока практический разум имеет право направлять нас, мы будем считать поступки обязательными не потому, что они суть заповеди Бога, а будем считать их божественными заповедями, потому что мы внутренне обязаны совершать их».

Неудивительно, что Кант на каждом шагу попрекает иудаизм, противопоставляя ему свою «религию в пределах только разума». В частности, он пишет: «Все заповеди иудаизма такого рода, что на них можно обосновать политический строй, и они возлагаются как принудительные законы, ибо касаются только внешних действий. И хотя десять заповедей, если бы даже они и не были даны публично, уже имеют значение для разума как этические, в этом законодательстве даны не с требованием морального образа мыслей при их исполнении (в чем впоследствии христианство полагало свое главное дело), но внимание направлено только на внешнее соблюдение».

Согласно Гемаре, тот, кто выполнил заповедь будучи обязан, сделал больше того, кто сделал не будучи обязан. По Канту все наоборот. И даже более того: тот, кто сделал нечто будучи обязан, совершил религиозно бессмысленный поступок, не сделал даже «меньше», а не сделал ровным счетом ничего.

Кант, правда, тоже ищет некую «внешнюю формулу», ищет категорический императив. В частности он провозгласил: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству».

Однако здесь на себя обращает внимание универсальность, всеобщность заповеди. Категорический императив Канта претендует быть одной - единственной заповедью. Причем и сама эта претензия (на последнее «всеохватывающее» определение), и само содержание заповеди были известны с древних времен. Изречение «не делай другому того, чего не желаешь, чтобы сделали тебе», именуемое «золотым правилом», в различных версиях было открыто в Осевое время мудрецами всех религий. Оно известно и индуистам (Махабхарата 5.1517), и буддистам (Уданаваджра 5.18), и конфуцианам (Луньюй 15.23), и, разумеется, грекам и римлянам (“Quod tibi fieri non vis, alteri ne feceris”).

Схожее изречение преподано в Евангелии (Мф 7.12). Одно такое высказывание приводится и в Талмуде (Шабат 30-31), где р. Гиллель говорит инородцу, попросившему обучить его Торе, пока он будет стоять на одной ноге: «Не делай другому того, чего себе не желаешь». В этом заключается вся суть Торы. Все остальное - только толкование»

Знаменательно, что это один единственный раз приведенное в Талмуде высказывание предназначено инородцу. Невольно приходится думать, что категорический нравственный императив (являющийся лишь обновленной версией «золотого правила») - это первая и последняя заповедь, данная Всевышним неевреям, во всяком случае им в первую очередь.

Причем статус этой заповеди заметно иной. Это не вполне заповедь, это скорее рефлексия на тот нравственный закон, который живет в человеке и не позволяет ему подчинить себя ничему внешнему. Кант писал: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне».

В этом отношении категорический императив с его «поступай так», «не делай» или «ты должен» противоречит самому себе. Единственным последовательным и адекватным выражением категорического императива может являться лишь любимое присловие академика Сахарова: «Никто никому ничего не должен».

Не нужно ничего подсказывать живущему во мне моральному закону, не нужно хватать его за пуговицу и внушать: «не убивай», «почитай родителей» и т.п. Этот «внутренний закон» сам безо всякой подсказки побудит человека поступить верно, и именно в этом его ценность. Категорический императив, «золотое правило» - это не предписания, это - задним числом возникающие рефлексии на живущий «во мне моральный закон».

Этическая функция

Распространяется ли на евреев действие этого тихого «морального закона»? Безусловно. Р.Гиллель выразил «суть Торы», которая универсальна и верна в отношении как инородцев, так и евреев. Просто у евреев помимо нравственного закона существуют еще и законы Торы, т.е. специфические предписания Всевышнего, которые выполняются по любви к Нему и из страха перед Ним, т.е. в последнем счете по зову все того же «нравственного закона».

Галаха и нравственный закон не противоречат друг другу, они комплементарны. Поступок еврея слагается из двух составляющих - из верности себе и из верности Торе. Если только «нравственный закон» побуждает инородца быть верным собственному слову и вся драма разворачивается вокруг его совести, не соглашающейся забыть данное слово, то у еврея это лишь одна составляющая, вторая связана с обязательством перед Всевышним.

У еврея, даже когда он принимает самостоятельное решение, даже когда он обещает встретиться с другом и не оговаривает при этом «бли недер» - это его внутреннее решение превращается во внешнее требование Всевышнего, которое более достойно выполнить, чем собственное.

Но совесть, «нравственный закон» имеет в жизни еврея такое же значение, как и в жизни инородца. «Формально» евреем быть невозможно, «формально» его сам иудаизм причислит к худшим из иноверцев, как сказано: «У праведников еда и другие телесные функции тоже святы, потому что они делают все во имя Небес. И есть такие люди, у которых даже Тора и добрые дела - только для того, чтобы похваляться, и они происходят со стороны «эрев рав» (скопища попутчиков, присоединившихся к евреям в момент исхода) и принадлежат гееному» (Эвен шлема 8.17).

Формально исполнить заповедь - еще не значит исполнить ее для Всевышнего. Но для Всевышнего ее нельзя исполнить, не исполнив формально. Кант считал свою «автономную мораль» последним обновлением евангельской вести, но он не замечал, что Евангелие не только пробуждает голос «внутреннего» нравственного закона, но и подтверждает безусловную важность исполнения «внешних» законов Торы («Закон и пророки до Иоанна... но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет» (Лука 16.17).

Во всяком случае, для еврея в равной мере живы оба эти голоса, оба они направляют его на одно действие, но это два разных зова. Автономная мораль противоположна морали галахической, но стремятся они к одной цели. Автономная мораль и следование Галахе взаимодействуют внутри каждого еврея, что особенно наглядно видно на примере законов, связанных с обетами.

Однако они взаимодействуют и на уровне общечеловеческом. Израиль и народы обитают как бы в разных этических пространствах, вместе с тем представляя собой единое целое.

Соотношение существований, опирающихся на «автономную мораль» и на галаху, можно попытаться проиллюстрировать графически, например, функцией «У = 2 в степени 1/Х».

По оси У откладывается количество заповедей. Для неевреев, как мы выяснили, существует лишь одна заповедь, которую можно передать по-разному («Возлюби Бога и ближнего», «ищи прежде Царствия Божия», «не делай другому того, чего не желаешь себе»), но в идеале не выполняется ни одна внешняя заповедь («никто никому ничего не должен»).

Иными словами, в системе «автономной морали» число заповедей всегда меньше единицы и стремится к нулю. В еврейском мире заповедей много - 613, однако ось У сверху не ограничивается этим числом. Число заповедей бесконечно. Действительно, еврей считает, что Торой предвосхищена любая ситуация, что все в своей основе обсуждено в Талмуде. Для того чтобы выяснить, как ему правильно поступить, еврей должен выяснить, какова галаха. Учитывая, что число ситуаций бесконечно, бесконечно и число предписаний Всевышнего поступать определенным образом в данной ситуации.

С другой стороны человек вправе считаться иудеем, если он выполняет хотя бы одну заповедь, как сказано: «Каждый, кто принимает на себя исполнение хотя бы одной заповеди с верностью, достоин, чтобы на него снизошел Дух Божий» (Мехилта де-р.Ишмаэль «Вайехи» 6). Но очевидно, что выполнить только одну заповедь, не добавив к ней хотя бы чего-то из выстроенной вокруг нее «ограды» невозможно. Если еврей соблюдает «хотя бы одну заповедь с верностью», он неизбежно исполняет и что-то сопутствующее ей. Иными словами приближение к «нижнему» исполнению «хотя бы одной заповеди» так же является асимптотическим.

По оси Х «откладываются ценности», которые нарастают по мере приближения к Абсолютной ценности - недостижимому (ибо в нулевой точке функция разрывается) Всевышнему. Причем с «автономной» «христианской» стороны нарастание ценностей идет слева направа, а с еврейской стороны справа налево, как бы в соответствии со способом письма европейцев и евреев.

У нееврея, человека «автономной морали», по мере приближения к Всевышнему снижается число обусловленных извне поступков, и возрастает число внутренне свободных, у еврея же - прямо наоборот. Смысл его святости, его посвященности заключается в педантичной исполнительности повелений Того, чьим словом создан мир.

К содержанию