Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Экев» сказано: «И вот, если послушаетесь заповедей Моих, которые Я заповедую вам ныне, чтобы любить Господа, Бога вашего, и служить Ему всем сердцем вашим и всею душою вашею, То дам Я дождь земле вашей своевременно, ранний и поздний; и соберешь ты хлеб твой и вино твое, и елей твой; И дам Я траву на поле твоем для скота твоего; и будешь есть и насыщаться».(11:13-15)
Заповедь «служить Ему всем сердцем вашим и всею душою вашею» трактуется как заповедь молитвы («Таанит», «Брахот» 31). И трактовка эта невольно возбуждает ряд вопросов. В самом деле, ведь молитва – это речь, она исходит не только из сердца, но также и из уст. Не случайно молитва именуется также еще и «жертвой уст», как сказано: «Возьмите с собою слова и возвратитесь к Господу, скажите Ему: "Прости все прегрешения и прими то, что благо; и (вместо) быков принесем (слова) уст наших» (Ошейя 14:2-3).
Итак, отличительной особенностью молитвы является говорение, является прямое обращение к Всевышнему. Но почему «служение всем сердцем» должно предполагать «жертву уст»? Понятно, что молитва без чувства напрасна и пуста, но если чувства наличествуют, то что способны добавить слова? Зачем они вообще понадобились? Понятно, что люди, которые мыслей друг у друга не читают, нуждаются в таком средстве коммуникации, каковой является речь, но зачем мои слова понадобились Богу? Зачем просить о чем-то Того, Кто видит меня насквозь, кто лучше меня самого знает не только чего я хочу, но и в чем я по-настоящему нуждаюсь?
Разве не выглядят внутренне противоречивыми слова псалмопевца: «Господи, Ты изучил меня и узнал. Ты знаешь, (когда) сяду я и встану, понимаешь мысли мои издалека. Путь мой и ночлег мой окружаешь Ты, и ко всем стезям моим привык Ты (знаешь их), Ибо нет (еще) слова на языке моем, как знаешь Ты его, Господи» (Теггилим 139:1-3).
Разве не странно рассказывать Ему то, что он знает раньше меня? Восхищение псалмопевца правильнее было бы обратить к себе самому: («нет (еще) слова на языке моем, как Он знает его»!). Более того, любое первичные движения человеческого сердца уже воспринимается Всевышним как молитва, как сказано: «Прежде чем воззовут они, Я отвечу» (Иешайя 65.24). Разумеется, можно понять спонтанно вырывающиеся у человека слова, но специальное «служение» связанное с «жертвой уст»? Какой в ней может быть смысл?
Этот вопрос усугубляется также и другим вопросом: От куда мы знаем, о чем вообще просить Всевышнего? Разве Ему не виднее, что нам полезней? Разве не лучше сосредоточиться на том, чтобы безропотно принимать все удары судьбы? Можем ли мы быть уверены в том, что настояв на своем, мы никому не повредим? Откуда мы знаем, что вымолив себе, например, хороший заработок, мы не потеряем при этом здоровье? Существует немало свидетельств того, что услышанная молитва имела также и свои негативные последствия. Так, в Талмуде рассказывается о том, как плывший на корабле рабби Эльазар бен Йоси заболел и лежал в горячке. Находившийся с ним рабби Шимон бен Йохай помолился о нем. После того один моряк наступил на лежащего в беспамятстве рабби Эльазара – болезнь передалась ему, а раби Эльазар поправился. (Мегила 17.б). Раши поясняет этот эпизод тем, что губитель оставляет человека, лишь получив кого-то взамен.
Итак, человек может молитвенно повлиять на решение Всевышнего, и в этом имеется что-то великое, что-то значительное, но вот только нужно ли это? Рабби Хаим из Воложина так не считает. В своей книге «Нефеш хаим» (2. гл 11) он сравнивает такого молитвенника с человеком, который начинает упрашивать доктора прекратить лечение, так как оно слишком для него болезненно. Настаивая на избавлении от невзгод и неурядиц, человек препятствует собственному очищению и исправлению.
Но одновременно рабби Хаим из Воложина четко разъясняет, зачем на самом деле понадобилась «жертва уст». По его утверждению, в молитвах нуждается не человек, в молитвах нуждается Бог: только снизу может быть запущен процесс избавления, только ясно и громко заявивший о себе земной порыв позволяет небесам прорваться ему навстречу. В подтверждение своих слов рабби Хаим приводит высказывания из Писания и Талмуда: «Молитвы благочестивых Он желает» (Мишлей 15:8); «Святой, да будет Он благословен, вожделеет («митаве») молитвы праведников» (Ибамот 64).
Рабби Хаим обращает внимание на молитву Рош-Ашана, полностью лишенную каких-либо повседневных просьб и направленную исключительно к прославлению Создателя и Его Царства. Рав Хаим поясняет, что в основе своей такова всякая молитва, что мужи Великого Собрания – составители молитвы «Шмона Эсрэ» - хотя внешним образом включили в благословения нужды человека, имели в виду более глубокий план. Все «Восемнадцать благословений» в первую очередь подразумевают утверждение и прославление Всевышнего в этом мире («Соверши это ради Имени Твоего, соверши ради десницы Твоей, соверши ради святости Твоей, соверши ради Торы Твоей»). Не пристало Царю видеть своих подданных в угнетении, поэтому прося за себя, еврей в первую очередь призван думать не о своих интересах, но об интересах Создателя. Так оскорбленный посол в первую очередь чувствует боль за представляемую им державу, его собственная личная обида отступает на второй план. Жалкий, преследуемый вид евреев – это поругание Имени, которое следует изгладить. «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу – ради милости Твоей, ради верности Твоей» (Тегил 115:1).
Итак, даже прося о себе, прося о своем здоровье, о пропитании, и, конечно же, об Избавлении, о собрании изгнанников с четырех концов земли, еврей имеет в виду в первую очередь честь и славу Царя, которому не к лицу иметь поруганное племя.
Но это обстоятельство в свою очередь дает также и определенный ответ на вопрос, почему недостаточно болеть за дело Всевышнего только сердцем, и зачем понадобилось также и служение уст. Человек знает все свои потребности, но не знает всех потребностей Создателя. Созданные мудрецами слова молитв напоминают ему о них. Слова традиционных молитв направляют сердце человека, они сообщают ему о таких нуждах Всевышнего, о которых сам по себе он бы мог не подумать и не вспомнить. Но за устами тянется сердце.