Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Ки теце» мы встречаем следующие неожиданные слова: «Не выдавай раба господину его, когда он спасается у тебя от господина своего; У тебя пусть живет он, в среде твоей, на месте, которое он выберет в каком-либо из ворот (городов) твоих, где ему угодно; не притесняй его». (23:16-17).
О каком рабе идет речь? В комментарии Сончино сказано: «Этот закон относится к рабам-неевреям, бежавшим в Святую землю от еврейских хозяев, проживающих за ее пределами. Кроме того, он распространяется на всех неевреев, которые предпочли оставить идолопоклонство и жить среди народа, служащего Всевышнему. Если они соглашаются принять на себя соблюдение законов, обязательных для "сынов Ноаха", они получают статус Эгер тошав ("пришелец, проживающий постоянно среди евреев"). Тора запрещает сынам Израиля возвращать их в те страны, откуда они бежали».
Итак, согласно закону Торы, Израиль, Эрец Исраэль является политическим убежищем для всех свободолюбивых людей, для всех людей, не желавших мириться со своим рабским состоянием – как физическим, так и духовным. Для того чтобы понять, насколько беспрецедентным было это уважение иудаизма к человеческой свободе, достаточно сопоставить его с нормами, царившими среди далеких от Торы народов еще и через тысячу лет после ее дарования. Историк Поль Гиро в своем исследовании «Частная и общественная жизнь римлян» пишет: «Плавт сравнивает рабов с ослами, до того их кожа привыкла к ударам…. Орудиями наказания были прежде всего розги, палка простая и с острым наконечником, плеть, ремень… Кроме этого существовали еще наказания посредством всякого рода лишений: кандалы на руки или на ноги, ущемление шеи вилами, приковыванье к цепи, изнурительные работы, голод и холод. Подобные виды наказания приносили в то же время материальную выгоду господину: наказывая раба, он уменьшал его содержание и увеличивал его работу. Первой ступенью этой лестницы наказаний была ссылка в деревню, где раб употреблялся на земледельческие работы с мотыгой в руках и с кандалами на ногах. Были и другие наказания, часто употреблявшиеся и в городе, и в деревне: раба отправляли на мельницу, которая часто упоминается в угрозах господ, так как это было обычное наказание, на каменоломни, в рудники… Как избавиться от всех этих ужасов? Убежать? Но это значило попасть из огня да в полымя. Бегство считалось одним из самых тяжелых преступлений раба. За малейшую попытку к бегству, по одному только подозрению, его жестоко наказывали и клеймили раскаленным железом. И притом, куда бежать? К частному лицу? Но закон наказывал такого человека, как укрывателя. В храм? Но римское государство не признавало права убежища, которое было священным в Греции. Нигде и ни у кого не мог он найти заступничества. Если убежавшего раба поймают, то дело может не ограничиться тем, что его изобьют до полусмерти, закуют, замучат работой. Его могли отправить на казнь в амфитеатр, где он сделается жертвой диких зверей или гладиаторов; его могли бросить в колодец или в печь, уморить на вилах, на кресте, сжечь в просмоленном платье".
И в то же время в этом требовании Торы не выдавать беглых рабов просматривается еще одна удивительная странность, а именно какое-то вызывающее пренебрежение «закопослушанием». В самом деле, если Тора в принципе соглашается с системой рабовладения, то что значит это ее уважение к человеческому бунту против этой системы? Ведь как-никак побег раба - это покушение на общественные устои! Как-никак, а раб – это имущество. Совершив побег, он совершает, по меньшей мере, кражу (вспомним моральные мучения Геккельбери Финна, ставшего невольным соучастником побега Джима).
Итак, Тора с одной стороны вроде бы соглашается с институтом рабства, а с другой стороны позволяет им открыто пренебрегать. Даже давая жесткие законы, Тора одновременно позволяет гибкое к ним отношение, как сказано: "Следует человеку всегда быть гибким, как тростник, а не твердым, как кедр. Поэтому-то и удостоился тростник того, что делают из него перья, которыми пишут свитки Торы" (Таанит 20.б). Как известно, малейшая угроза человеческой жизни отменяет выполнение всех «церемониальных» заповедей, включая субботние. (Например, толкуя слова Торы «Соблюдайте субботу, ибо свята она для вас» (Шмот 31:14), р.Шимон б.Менасия заключает: «не вы принадлежите субботе, а суббота принадлежит вам». (Йома 85.б).
Заповеди, «мицвот» - это скорее знаки внимания, оказываемые Всевышнему евреям, нежели собственно законы. И требование Торы не выдавать беглого раба (вопреки общественным устоям и священной частной собственности) - лучшее тому доказательство.
Я думаю, что эту дилемму одновременной верховности закона и его готовности принимать во внимание нужды живого человека нам поможет понять сопоставление отношения к государству двух самых законопослушных народов на земле – немцев и американцев. Традиционно немцы боготворили государство. Боготворили его вполне буквально. Для Гегеля государство являлось неким последним явлением мирового духа: «Государство есть дух, пребывающий в мире и реализующийся в нем сознательно… В свободе надо исходить не из единичности, из единичного самосознания, а лишь из его сущности, ибо эта сущность независимо от того, знает ли человек об этом или нет, реализуется в качестве самостоятельной силы, в которой отдельные индивиды не более чем моменты: государство – это шествие Бога в мире... Мысля идею государства, надо иметь в виду не особенные государства, не особенные институты, а идею для себя, этого действительного Бога» (Философия права» 258).
А еще до Гегеля - Кант, столп и основание европейского либерализма, писал в «Метафизике нравов» (1797): «Против главы государства нет правомерного сопротивления народа, ведь правовое состояние возможно лишь через подчинение его устанавливающей всеобщие законы воле; следовательно, нет никакого права на возмущение, еще в меньшей степени – на восстание… Малейшая попытка в этом направлении составляет государственную измену, и такого рода изменник может караться только смертной казнью… Обязанность народа терпеть злоупотребления верховной власти, даже те, которые считаются невыносимыми, основывается на следующем: сопротивление народа, оказываемое высшему законодательству, ни в коем случае не должно мыслиться иначе как противозаконное и, более того, как уничтожающее все законное гражданское устройство».
Решительно выступая против рабства, Кант, как мы видим, одновременно раболепствует перед любой тиранией, запрещая бунтовать против нее. Совершенно другое отношение мы встречаем у американцев, видевших в злоупотреблении властью неприемлемый порок и справившихся с процветавшей у них системой рабовладения. В сентябре 1787 года один американский мыслитель и будущий президент США (Джефферсон) писал другому американскому мыслителю и будущему президенту США (Медисону): «Я считаю, что небольшой бунт время от времени – хорошее дело и так же необходим в политическом мире, как бури в мире физических явлений. Неудачные восстания действительно обычно выявляют те нарушения прав народов, которые их породили. Учет этой истины сделает честных республиканских правителей настолько мягкими при наказании мятежников, чтобы не очень сильно обескураживать их. Это – лекарство, необходимое для доброго здоровья правительства».