Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ |
В недельной главе «Ницавим» приводятся следующие грозные слова: «Смотри, предложил я тебе сегодня жизнь и добро, и смерть и зло. Заповедую тебе сегодня любить Господа Бога твоего, ходить путями Его и соблюдать законы Его, дабы ты жил и размножился, и благословит тебя Господь Бог твой, на земле, в которую ты входишь, чтоб овладеть ею» (30.15-17)
В преддверии Дня Суда, Дней трепета и Йом-Кипура - времени благоприятного для покаяния, вполне уместно обратиться к рассмотрению этого радикального выбора.
Мы хорошо знаем, что подросток взрослеет в тот момент, когда он впервые осознает, что деление людей на «добрых» и «злых» примитивно, и что на самом деле преобладающая драма жизни заключается в коллизии лиц, которые частично «добры» и частично «злы», что «у каждого есть своя правда». Некоторые застывают в этом отроческом прозрении и впоследствии пытаются применять его даже в однозначно «черно-белых» ситуациях, вешаясь на шею к своему смертельному врагу. Между тем сами «черно-белые» ситуации встречаются, и, как мы видим, в пределе Всевышний имеет в виду именно такое разделение - «жизнь» и «смерть».
Существуют выборы, совершая которые люди остаются в пределах жизни. Они выбирают себе разные специальности, разных супругов, даже разные мировоззрения и конфессии, и в то же время остаются живыми людьми. Как сопряжены эти выборы внутри жизни с выбором смерти? Кто и как оценивает степень верности любого выбора? Наконец, как в мире Истины эта Истина постигается праведниками и грешниками?
Существует весьма представительное учение о загробном воздаянии, строящееся на представлении о едином понимании Истины всеми почившими душами. Истина открывается для всех одинаково. В какой мере праведники радуются благодаря правильно сделанному выбору (жизни), в такой же мере грешники страдают от осознания неправильности совершенного ими выбора (смерти).
Я затрудняюсь указать у кого и когда впервые зародился этот подход, но обнаруживаю я его повсеместно. Так, например, в апокрифической книге Эноха мы читаем: «В те дни могущественные цари, владеющие твердью, будут вымаливать у Его ангелов наказания, которым они переданы, - даровать им немного успокоения и простить, чтобы им можно было пасть перед Господом духов, и поклониться, и сознаться перед ним в своих грехах. И они будут прославлять, и восхвалят Господа духов, и говорить: «Да будет прославлен Он, Господь духов и Господь царей, Господь сильных и Господь властителей, Господь славы и Господь мудрости, перед Которым всякая тайна ясна. И Твое могущество от рода до рода, и Твоя слава от века и до века; глубоки все твои тайны и бесчисленны, и слава Твоя неисчислима. Теперь узнали мы, что нам нужно восхвалять и прославлять Господа царей и Того, Кто царь над всеми царями». И они скажут: «О если бы нам дали успокоение, чтобы мы восхвалили Его, и возблагодарили Его, и прославили Его, и уверовали перед Его славой! И теперь мы домогаемся небольшого успокоения, но не находим его: мы прогнаны и не получим его; свет исчез перед нами, и мрак служит нашим жилищем навсегда и навеки. Ибо мы не уверовали в Него, и не восхваляли имя Господа царей, и не восхваляли Господа за всякое Его дело, и наша надежда была на скипетр нашего владычества и на наше величие» (10.63)
В иудейской традиции можно найти немало высказываний, вписывающихся в такой подход. Например, в трактате Сукка (52.а) говорится: «Р.Иехуда б.р.Илай объявил: В будущем Пресвятой Господь приведет Злой помысел и убьет его на глазах праведных и нечестивых. Праведным он покажется высокой горой, а нечестивым – ниточкой с волосок. Те и другие будут плакать. Праведники плачут и говорят: «Как смогли мы одолеть такую высокую гору?». А нечестивцы плачут и говорят: «Как это мы не могли одолеть такую тоненькую ниточку?»
При всем том, что грешники и праведники по-разному оценивают размеры и силу Злого помысла, они в равной мере признают, что он «объективно» отделяет от Истины.
Аналогичное представление доминировало на протяжении веков также и в христианстве. Многие отцы церкви полагали, что основу адских мучений составляет не только внешне причиняемые страдания, но и сознание непоправимости неверно совершенного выбора. Так, преподобный Дорофей (5-6 века) пишет: «Что страшнее и бедственнее тех мест, в которые посылаются демоны? И что ужаснее муки, на которую они будут осуждены? Однако и грешники будут мучимы с этими самыми демонами, как говорит Христос: идите в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его (Мф 24.41). А еще страшнее то, о чем говорит святой Иоанн Златоуст: «Если бы и текла река огненная и не предстояли страшные ангелы, но только бы призывались бы все человеки на суд, и одни, получая похвалу, прославлялись бы, другие же отсылались бы с бесчестием, чтобы не видеть им славы Божией, то наказание оным стыдом и бесчестием и скорбь об отпадении от толиких благ не были бы ужаснее всякой геенны? Тогда и самое обличение совести, и само воспоминание о соделанном, как мы сказали выше, будут нестерпимее бесчисленных и неизреченных томлений». («Душеполезные поучения» 20)
Эту концепцию, согласно которой Свет Божественной истины светит всем одинаково, упокаивая праведников и повергая в смятение грешников, подобна такой картине мира, которая в физике представлена учением о едином пространстве вселенной и наполняющем его эфире.
Долгое время считалось, что вся вселенная однородна и может быть расчерчена в единую пространственную сетку подобно тому, как земля расчерчена параллелями и меридианами. При этом пустое пространство вселенной считалось наполненным эфиром, некоей тонкой, но цельной материей, в которой распространяются световые волны (ведь, казалось бы, волны должны распространяться в какой-то среде).
Однако в какой-то момент выяснилось, что никакого эфира не существует. В 1887 году Майкельсон и Морли провели свой знаменитый эксперимент, в ходе которого они пытались обнаружить эфир, измеряя скорость распространения света в разных направлениях. Исходно было ясно, что если свет распространяется в эфире, то скорость движение света в сторону движения земли (против эфирного ветра) и движение света против движения земли (по эфирному ветру) должна быть разной. Но ученые не обнаружили никаких отклонений. Это выглядело так, как если бы байдарка двигалась с одинаковой скоростью независимо от того, плывет ли по течению реки или против! Так выяснилось, что не существует никакого эфира, который бы обеспечивал пространственное единство вселенной. Выяснилось, что все точки отсчета равноценны и между собой не связаны.
Между тем следует отметить, что чуть более чем за сто лет до этого открытия шведским мистиком Сведенборгом была отвергнута идея «духовного эфира», т.е. единого для всех человеческих душ нравственно-религиозного пространства. Он пишет: «Почти все, приходящие в тот мир, воображают, что как ад одинаков для всех, так и небеса для всех одинаковы; между тем как тут и там различие и разнообразие бесконечны, и нет двух людей, для коих ад и небеса были бы совершенно подобны» (405)
Еще до того, как в Новом Свете были провозглашены принципы религиозной свободы, Сведенборг поведал, что в потустороннем мире царят именно они. Он утверждал, что в посмертии каждая душа устремляется в то религиозное сообщество, которое ей ближе, и что все эти сообщества, в сущности весьма мало контактирующие между собой, образуют «единое небо». «Все небеса вообще разделены на общества по различению блага любви обитателей их: каждый дух, вознесенный в небеса и ставший ангелом, уносится в то общество или братство, где господствует любовь его. Там он как у себя дома и на родине своей, чувствует это и присоединяется к подобным себе. Если же он удаляется оттуда в какое-либо иное место, то чувствует какое-то сопротивление и сильное влечение снова соединиться со своими, т.е. возвратиться к господствующей любви свей» (479)
Следует отметить, что представления иудаизма легко уживаются с видением мира Истины, предложенным шведским мистиком. Иудаизм находит нормальным сосуществование различных общин, обычаи и галахические постановления которых могут весьма различаться. Что же касается инородцев, то им иудаизм исходно предоставляет самые широкие полномочия: если народы не нарушают семи заповедей сыновей Ноаха, то они получат удел в мире грядущем наряду с Израилем, сохраняясь в своей самобытности.
Итак, у иудаизма нет проблем с плюрализмом жизни, и религиозная картина предложенная Сведенборгом, вполне приемлема для него.
Однако в действительности Сведенборг не ограничился плюрализмом жизни, он утверждает, что в потустороннем мире царит некий абсолютный плюрализм, т.е. плюрализм жизни и смерти. Сведенборг утверждает, что выбрав смерть, грешники продолжают отвергать истину и видеть все по-своему.
Фраза, посвященная «сильному влечению снова соединиться со своими, т.е. возвратиться к господствующей любви своей», завершается следующими словами: «Таким-то образом устраиваются сообщества в небесах, а подобно сему – и в преисподней». (479)
Согласно Сведенборгу, в посмертии совесть праведников расцветает в Боге, а грешники ожесточаются окончательно, так что они порывают с истиной как таковой, полагая себя во всем правыми. По мнению Сведенборга, грешники горят теми страстями, которым предались при жизни, но они не страдают ни от внешнего наказания, ни тем более от мук совести. Сведенборг пишет: «Любившие сами себя паче всего... такие духи бывают глупее всех прочих... Если же к себялюбию присоединяется еще коварство, а знатность достигалась происками, то такие духи приобщаются к самым дурным, предаются чародейству, т.е. извращению и употреблению во зло Божественного порядка, а такими средствами мучают и томят всякого, кто не хочет им подчиниться. Они строят козни, предаются делам ненависти, сгорают нетерпением мести и жаждут свирепствовать против всякого, кто им не поддается. Всему этому предаются они настолько, насколько толпа злых духов этому способствует, и, наконец, замышляют, как бы взять им небеса приступом и разорить их, либо, поселясь там, быть признанным за богов. Вот до какой степени доходит их безумие. Те из людей этого разбора, которые принадлежали римско-католическому вероисповеданию, безумнее всех прочих: они убеждены, что небеса и ад им подвластны и что могут отпускать грехи по произволу. Они присваивают себе все Божественное и называют себя Христом. Это убеждение в них так сильно, что оно влиянием своим поселяет беспокойство в душе других и помрачает ее даже до болезненного чувства». (508)
Как мы видим, картина отлична от той, что рисуется в книге Эноха. Грешники, соглашающиеся с тем, что жизнь – это именно жизнь, и мучащиеся тем, что они ее лишились, также описываются Сведенборгом, но эти грешники представляют собой отдельный узкий класс, с которых Данте начинает свое описание Ада, назвав их «жалкими душами», «что прожили не зная ни славы ни позора смертных дел».
Сведенборг выделяет этому классу очень немного внимания, ограничиваясь лишь следующим описанием: «Иные полагали, - пишет Сведенборг, - что легко примут по смерти Божественные истины, услышав их от ангелов, и что, уверовав в них, изменят род жизни и затем будут приняты на небеса. Это было испытано над многими, бывшими в такой уверенности, и допущено было для того, чтоб убедить их, что после смерти нет покаяния. Иные из них при этом опыте понимали истины и, по-видимому, принимали их, но лишь только они обращались к жизни по любви своей, то отбрасывали истины эти и даже начинали говорить против них, иные тотчас же отвращались от них, не желая слышать их. Другие требовали, чтобы жизнь по любви и страстям, принятая в миру, была отнята у них и на место ее дана была жизнь ангельская, небесная. И это было сделано над ними по соизволению, но как только жизнь по любви была у них отнята, то они тотчас падали, будто мертвые, без чувств и более собой не владели" «О небесах, о мире духов и об аде" (527).
Итак, только к такого типа людям могут быть применены «классические представления», которые веками исповедовала классическая религия в отношении наказания грешника муками совести. Однако прочие злодеи, которые никогда не внимали зову небес, по Сведенборгу умеют все вывернуть наизнанку и считать черное белым, а белое черным.
Таким образом даже «жизнь» и «смерть» лишаются того единого значения, которое им исходно придает религия. Ведь то, что для праведников «жизнь», выглядит «смертью» для грешников и наоборот. Они используют одно слово, но подразумевают под ним противоположное.
Отчасти такие представления высказывались и до Сведенборга, например в «Божественной комедии». (Ад Песнь 5.34 и 14.49)
Между тем обеим этим картинам существует альтернатива, которой я коснусь в следующий раз.