Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

К содержанию

Недельная глава "Аазину"

ДВОЙНИК И СОБЕСЕДНИК ("Аазину" 5767 - 28.09.2006)

Гимн-пароль

Прежде чем обратиться к недельной главе «Аазину», уместно вернуться к предыдущей недельной главе «Вайелех», в которой написано: «Воспылает Мой гнев на него в тот день, и Я покину их и сокрою лицо Мое и сокрою Мое лицо от них, и будет он на погибель, и постигнут его злоключения многие и беды, и скажет он в тот день: Не потому ли, что нет Бога в среде моей, постигли меня эти бедствия? Я же сокрою лицо Мое в тот день за все то зло, какое он делал, обратившись к божествам чужим. И ныне запишите себе эту песнь, и научи ей сынов Исраэля, вложи ее в их уста, чтобы Мне была эта песнь свидетельством против сынов Израиля» (31:17-19).

С какой же «песней» связано сокрытие Божественного лика? Раши четко указывает в этой связи следующее место в Торе: от "Внемлите, небеса" до "... и умиротворит Он землю Свою, Свой народ" (32: 1-43), то есть речь идет о почти всей недельной главе «Аазину».

По поводу слов «И будет: когда постигнут его многие злоключения и беды, то отзовется песнь эта пред ними свидетельством» Раши поясняет: «Что Я предостерегал его в ней от всего, что постигло его».

Слова «ибо она не забудется устами потомства его» поясняются им следующим образом: «Это обетование Израилю, что Тора никогда не будет забыта их потомками окончательно».

Итак, недельная глава «Аазину» представляет собой песнь, причем не простую песнь, а «свидетельство», то есть своеобразный пароль, своеобразный символ.

О чем же говорится в этой песне? Каков ее главный «message»?

Ответить на этот вопрос не трудно. В гимне «Аазину» прежде всего подчеркивается могущество и единовластие Всевышнего.

Среди прочего мы встречаем следующие слова: «Смотрите же ныне, что Я это Я, и нет Бога кроме Меня. Я умерщвляю и Я оживляю, Я поразил и Я исцелю: и никто от руки Моей не избавляет» (32.39).

«Нет Бога кроме Меня» - то есть нет вообще божества, кроме Бога, кроме Господа. Другими словами «Ашем у Аэлоким» - Господь – есть Бог. Безусловно - это самое глубокое и сокровенное исповедание Бога Израиля, которое произносится при завершении молитвы Йом-Кипура.

Один или два?

Итак, в своей сокровенной глубине Единый Бог Израиля двоится. Он умерщвляет (Бог Судия) и Он же оживляет (милующий Отец). Это не два разных Бога, а именно один Бог.

Мне уже приходилось обращать внимание на то, что зороастризм, среди всех религий древности выглядящий наиболее приближенным к иудаизму, представляет собой оригинальный альтернативный взгляд. Богов двое – учит зороастризм: один умерщвляет, другой оживляет, один поражает, второй – исцеляет. В самом деле, не естественнее ли поверить, что столь различные смыслы исходят от двух разных лиц, а не от одного и того же лица?

Мне думается, что эта теологическая дилемма ни в чем так хорошо не просматривается, как в экзистенциальной психологии, в которой издавна на разные лады обыгрывается тема Собеседника и Двойника.

Если наличествует внутренний собеседник, то и двойник превращается в другое лицо, если его нет, то и внешний собеседник неизбежно превращается в двойника, то есть в экзистенциального соперника.

А.А.Ухтомский писал: «Ужасно тесно связаны между собой темы о Двойнике и Собеседнике: пока человек не освободился еще от своего Двойника, он, собственно, и не имеет еще Собеседника, а говорит и бредит сам с собою; и лишь тогда, когда он пробьет скорлупу и поставит центр тяготения на лице другого, он получит впервые Собеседника. Двойник умирает, чтоб дать место Собеседнику. Собеседник же, т.е. лицо другого человека, открывается таким, каким я заслужил всем моим прошлым и тем, что я есть сейчас... Нужно неусыпное и тщательнейшее из дня в день воспитание в себе драгоценной доминанты безраздельного внимания к другому, к alter ego».

Жизнь личности представляет собой внутренний диалог, и это именно диалог личности с самой собой, а не диалог двух личностей. Для того чтобы Собеседник мог быть возможен вовне, он прежде того должен состояться внутри. И в этом отношении совершенно закономерно, что истинный монотеизм раздваивает Божество, что в своем пределе два Имени - Господь и Бог - обретают образ супружеской четы, то есть такой уникальной связи, в которой внутренний и внешний Собеседники стирают свои границы.

Но тот, кто уклоняется от внутреннего собеседования, тот, кто не привык бывать наедине с самим собой, осужден пугаться собственной тени. На том месте, где должен был находиться Собеседник, появляется Двойник, то есть пугало некоей экзистенциальной угрозы.

Действительно, Двойник – это всегда враг, всегда претендент на нашу собственную миссию. Возможно, именно в этом скрывается природа того ужаса, который испытывают многие примитивные народы к близнецам, как об этом пишет Рене Жеррар: "Во многих первобытных обществах чрезвычайный страх внушают близнецы. Иногда уничтожают одного из них, чаще – того и другого… Близнецов "оставляют", то есть выбрасывают за пределы сообщества, оставляя в таком месте и в таких условиях, что их смерть неизбежна".

Двойник – при всей его тождественности оригиналу - неизбежно превращается в носителя абсолютного зла. И это, как точно выразился Ухтомский, «бред с самим собой».

В этом смысле характерно, что это же слово «бред» использует и христианский апологет Ириней Лионский, пересказывая учение Маркиона: «Они хулят Творца, т.е. Того, Кто по истине есть Бог, который и дает силы найти истину, думая, что они нашли выше Бога другого бога или другую плерому (полноту) или другое домостроительство.... Бредят несуществующим богом выше Его, чтобы казаться, будто они нашли Великого бога, которого никто не может признать имеющим общение с человеческим родом или управляющим земными делами». В другом месте Ириней пишет, что Маркион «богохульствовал, говоря, что проповеданный законом и пророками Бог есть виновник зла, ищет войны, непостоянен в своем намерении и даже противоречит Себе».

Епифаний Кипрский отмечает это же очернительство Бога Израиля у другого дуалиста - Мани: «А о глаголавшем с Моисеем и с иудеями и священниками (Боге) говорит, что это был князь тьмы, так что христиане и иудеи и язычники одно и то же, потому что почитают одного и того же Бога. Он похотями своими обольщает их, не будучи Богом истины. Поэтому те, которые надеются на Бога, глаголавшего с Моисеем и пророками, вместе с ним будут связаны, потому что не надеялись на Бога истины».

Итак, согласно иудейской концепции, дуалистическая концепция выглядит предельным сокрытием Божественного лица, предельным идолослужением.

Между тем интересно, что озлокачествление дуализма наступило сразу после разрушения Второго Храма. Это трудно признать случайным. В своей книге (Гвурат Ашем 60) Магараль рассматривает предписание есть пасхального агнца вместе с мацой и горькой зеленью: «Съедят мясо в ту же самую ночь, жаренным на огне; с мацой и горькой зеленью будут есть его» (Шемот 12.8). При этом он поясняет, что агнец (вокруг которого собирается вся семья) символизирует Единство, а маца и горькая зелень, с которыми его едят - добро и зло, сопровождающие человеческую жизнь. То обстоятельство, что все они едятся вместе, показывает, что добро и зло исходят от одного истока.

При этом Магараль поясняет, что так было во времена Храма, пока приносились в жертву пасхальные агнцы. Однако после того как Храм был разрушен, на пасхальной трапезе остались только маца и горькая зелень. Это значит, что после разрушения Храма не только был сокрыт Лик Всевышнего, но и утратилось первичное ощущение единства мира, добро и зло перестали восприниматься исходящими из единого корня.

Итак, с разрушением Второго Храма добро, зло и сокрывший Свой лик Всевышний как бы обособились, что спровоцировало зарождение дуалистических и гностических сект, видящих в иудаизме не благодарного собеседника всего человечества, а его злобного двойника.

В этом отношении можно сказать и так: любая культура может быть собеседником иудаизма, кроме той культуры, которая диалог отрицает. Ей воздается, как принято говорить, «пропорционально»: она оказывается тем самым абсолютным злом, которого так боится.

К содержанию

© Netzah.org