Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

К содержанию

Недельная глава "Аазину"

ВОСКРЕСНУТЬ ИЗ МЕРТВЫХ («Аазину» 5760)

Жанровая глава

Предыдущая глава “Ваелех” завершается следующими словами Моше: “Соберите ко мне всех старейшин колен ваших и надсмотрщиков ваших, и я скажу в слух их слова эти, и призову во свидетельство на них небо и землю. Ибо я знаю, после смерти моей вы наверное развратитесь и уклонитесь от пути, который я указал вам, и постигнут вас бедствия в будущем, за то что вы будете делать зло в глазах Господа, досаждая Ему делами рук своих. И изрек Моше в слух всего собрания израилева слова песни этой до конца”.

Нынешнее недельное чтение, “Аазину”, представляет собой эту самую песню, начинающуюся следующими словами:

“Внимайте, небеса, и я говорить буду, и да слышит земля речи уст моих . Польется как дождь учение мое, закаплет как роса речение мое, как мелкий дождь на зелень и как капли на траву”.

Далее, среди всего прочего мы читаем в главе-песне “Аазину” такие слова: “Смотрите же ныне, что Я это Я, и нет бога, кроме Меня: Я умерщвлю и Я оживлю, Я поразил и Я исцелю: и никто от руки Моей не избавляет” (Дварим 32.39).

Талмуд рассматривает этот стих как прямое указание на то, что умершие будут воскрешены в земных телах (“тхият аметим”).

Встречаются люди, пытающиеся всевозможными истолкованиями дезавуировать эту веру иудаизма, им хочется все ограничить “вечной жизнью души”. Но вера иудаизма именно такова. Иудаизм верит, что когда-нибудь умершие души вновь облекутся телами.

Эта вера в воскресение плоти недвусмысленно провозглашается и Талмудом, и последующими законоучителями. В частности она входит в символ веры Рамбама: “Я верю полной верой, что произойдет воскресение умерших, когда будет на то воля Создателя”.

При этом сам “процесс” воскресения впечатляюще описан у пророка Иехезкеля: “Была на мне рука Господа и понесла меня в духе Господа, и опустила меня среди долины, а она полна костей... И сказал мне: Сын Человеческий, оживут ли кости эти? И сказал я: Господи Боже, Ты знаешь. И сказал мне: пророчествуй о костях этих и говори к ним: Кости сухие, слушайте слово Господа. Так сказал Господь Бог костям этим: вот Я вкладываю в вас дух и оживете.” (37.1-5)

По утверждению комментаторов, процесс формообразования при воскресении идет в порядке обратном тому, который имеет место при образовании плода (вроде того, как это происходит при одевании и раздевании). Начинается же воскресение с неподдающейся разложению небольшой косточки, именуемой “луз”.

Горячее мороженое

Воскресение представляется многим чем-то невероятным, заведомо фантастическим, ничему не сообразным.

Между тем невероятным является противоположное - невероятным является то, что тела гибнут и разлагаются. В самом деле, уж коль скоро Всевышний создал такую немыслимую реальность, как живое существо, то как Он умудрился сделать его преходящим и смертным? Как Он включил в природу этого существа нечто его природе радикально противоречащее?

Смертное живое - это горячее мороженое, это непостижимый парадокс, это чудо из чудес.

В самом деле, ведь самовоспроизведение - это центральная характеристика всего живого. Восстановление, репарация лежат в основе органической жизни, и наложенное на репарацию ограничение (“смертью умрешь”) выглядит чем-то загадочным.

Живые существа, коль скоро они воообще созданы, должны были быть созданы вечными, неистребимыми: разрубленное тело должно было бы срастаться, сожженное в огне - восставать из пепла. Словом, по логике жизни, все должно было выглядеть так, как это представлено в фильме Тарковского “Солярис”.

В любом случае, я хочу обратить внимание на то, что создать такое живое существо, которое было бы смертным, гораздо сложнее, чем создать принципиально неумертвляемое живое.

Это не вопрос чуда и веры, это вопрос природы. В XI-ом веке в Византии жил философ Иоанн Итал, осужденный церковью и даже преданный анафеме, который обосновывал воскресение плоти голой аристотелевской логикой. Философ пишет: “Человек именуется человеком не по своей материи, ибо не она отличает его от быка или от коня, а по своей форме: “живое существо, разумное, смертное”, и это есть, благодаря чему он человек. Потому материя именуется у старых философов не-сущее. Но то, что есть не-сущее - как может оно быть человеком, или конем, или другим существом того же рода? Нет, коль скоро было показано, что материя - это не-сущее, а форма - сущее, то человек на самом деле есть форма, и форма есть то, что пребывает в нас с самого зарождения и до полного распада неизменным и устойчивым, в то время как материя в нас не остается прежней, например ногти или волосы. Но расставшись с прежней материей, мы остаемся теми же; материя все время распадается, но мы не подвергаемся распаду, пока пребывает форма.... В льва, в пса или в любое другое животное переходит не наша форма, а, без сомнения, наша материя, которую размышление представило как не-сущее. Но коль скоро форма пребывает такой же самой и пребудет и тогда, а к тому же окажется и какая-нибудь материя, готовая воспринять эту форму, очевидно, что форма не станет другой из-за смены материи... Итак, наши тела воскреснут, и нет никакой помехи этому, коль скоро налична не замкнутая в их пределах материя”

Однако на самом деле эти рассуждения соответствуют не воскресению, а той действительности, которая бы имела место, если бы на нас не пало библейское проклятие “смертью умрешь”.

Между тем то восресенье, о котором учит иудаизм (а вслед за ним также христианство и ислам) - это явление чудесное, ибо оно напрямую связано с действительностью (чудесного) смертного проклятия и по сути является его отменой.

Библейским проклятием “смертью умрешь” жизнь как бы рассекается надвое, причем одна половина служит прообразом для другой. Человеческое существо, прошедшее через детство, зрелость и старость, тем самым усваивает соответствующие характеристики духовного мира, никак не связанные со временем, и являющиеся вечными.

Каков же смысл этой парадоксальной идеи прерывания жизни и ее последующего восстановления (“Я умерщвлю и Я оживлю”) ?

Профессиональный матч

Может быть, смысл этот состоит в предотвращении проникновения ошибок и преступлений в вечную жизнь?

Главное отличие между любительской и профессиональной шахматной игрой состоит не столько в уровне (он может быть самым разным), сколько в том, что по неписанным правилам любительской игры можно “перехаживать”, а по правилам профессиональной - нельзя. Если играя в шахматы, один игрок заявляет: “Ой, я перехожу”, а второй снисходительно кивает, то ясно, что речь идет не более чем о развлечении, не более чем о дружеском проведении досуга. Игра с “перехаживаниями” - заведомая профанация. Профессиональный матч, напротив - серьезное ответственное занятие, не допускающее отмены совершенного хода.

В этом отношении шаг человека на его жизненном пути также необратим, как ход гроссмейстера на шахматном поле. Разумеется, человек может покаяться и тем изгладить из своей жизни даже серьезное преступление, но во-первых, покаяние как раз и обусловлено осознанием непоправимости ситуации, а во-вторых, само оно лишь возможный фрагмент нашего “чистовика”. В действительности, люди переживают подлинное раскаяние относительно редко, в большинстве случаев они как раз склонны себя оправдывать, умножая зло в этом мире.

Но можно ли, сохранив ответственный, необратимый характер жизни, одновременно избавить ее от риска вечного тотального осквернения?

Это становится возможным, если рассечь жизнь надвое. В этом случае “чистовик” временной жизни может послужить “черновиком” для жизни вечной. Иными словами, человек сможет переопределить свою позицию с учетом открышейся ему перспективы “конца истории”.

В самом деле, смертный человек проживает свою жизнь набело, реализуя или проваливая свое человеческое призвание. Смерть, разлучающая душу с телом, является последним выражением этой неумолимой действительности. С этим не спорит никто. Во всяком случае все религии мира признают, что изменить что-либо в себе человек может лишь пока его душа находится в теле. После же того, как душа отходит в мир иной, ее судьба оказывается предрешенной: в экзистенциальном отношении эта душа не способна к себе ничего ни прибавить, ни убавить. Иными словами, со смертью происходит экзистенциальная фиксация, иногда весьма мучительная и для души совершенно беспросветная.

Религии могут расходиться в ряде вопросов, касающихся посмертного существования души. Так, в иудаизме формально главенствует принцип, сформулированный Виленским Гаоном в следующих словах: “Награда за заповеди бесконечна, а возмездие за грехи конечно”. При этом, однако, существует немало высказываний и оговорок, из которых можно вынести заключение о вечности мучений. Между тем, ни иудаизм, ни какая либо другая религия, не учат о возможности посмертного покаяния. Какая же имеется перспектива у грешной души?

Восточные религии видят решение этой проблемы в реинкарнации. Нужно еще раз воплотиться, вернуться в мир, где душа, облеченная в тело, обретает способность меняться и исправлять грехи, совершенные в прежнем воплощении.

Иудаизм (а вслед за ним христианство и ислам) предлагают альтернативный план: всеобщее воскресение и суд.

Облачившись в плоть, душа должна вновь обрести возможность выбора, должна выйти из экзистенциальной спячки и сделаться способной к восприятию нового.

В христианской эсхатологии воскресение из мертвых однозначно совпадает с так называемым Страшным судом. В иудаизме существует два взгляда. Согласно одному, воскресение предстоит только праведникам, согласно другому - воскреснут все люди. Но тогда суд неизбежен, как и сказано об этом в книге пророка Даниила: “И пробудятся многие из спящих во прахе земном: одни - для вечной жизни, а другие - на поругание и вечный позор” (12.2).Однако, именно в силу того, что душа вновь облекается плотью, в этом последнем суде (в отличие от суда, совершаемого в посмертии) для нее должна открыться возможность покаяния. В миг последнего суда, когда вся история вдруг предстает перед взором души в каком-то осмысленном порядке, когда не только душа готовится к последнему ответу, но и Всевышний готов ответить на все “зачем?”, “за что?” и “почему?”, в этот миг обретшая тело грешная душа, по-видимому, обретает также и возможность покаяния.

Может быть я и ошибаюсь, но мне думается, что в этой ситуации вынужденной встречи со Светом и вновь обретенной плотью, у грешной души возникает дополнительная возможность выбора между “вечной жизнью” и “вечным позором”.

Однако в любом случае ясно, что после этого последнего суда возрожденный человек окажется готовым к той жизни, которая будет лишена противоречивых характеристик “горячего мороженого”. Этому возрожденному человеку уже можно будет доверить вечность, не опасаясь, что он превратит ее в такое же отхожее место, в какое он превратил наш тленный мир.

К содержанию

© Netzah.org