Арье Барац. НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

АРЬЕ БАРАЦ

Недельные чтения Торы
Праздники и даты

К содержанию

Йом-Кипур

ДЕНЬ ИСКУПЛЕНИЯ (Йом Кипур 5764)

Адекватность страха

Праздником Йом-Кипур завершаются десять Дней Трепета, начавшихся после Рош-Ашана. В Рош-Ашана приговор выносится, в Йом-Кипур скрепляется печатью, но в то же время приговор в этот день может быть смягчен.

Вынесенный в Рош-Ашана приговор в Йом-Кипур может быть еще пересмотрен в положительную сторону, если человек искренне раскаивается и принимает решение больше не возвращаться к прежнему греху.

Между тем слово «искренне» является здесь ключевым. Искренность в деле покаяния нельзя заместить ничем другим.

Покаяние не имеет ничего общего с каким-либо расчетом, оно связано только со страхом или с болью за какую-то непоправимую ошибку. Покаяние связано со страхом небес, со страхом пройти мимо Бога и мимо жизни – вечной жизни, и этого страха ничто не может нам заменить.

Ко всякому предмету в мире существует свое адекватное отношение, и это адекватное отношение задается теми, кому оно доступно лучше других.

Мы, например, можем находить неадекватным и не заслуживающим внимания детский страх перед темнотой. Но страх этот как раз вполне адекватен. Что может быть страшнее мрака? Если мы не боимся темноты, потому что прониклись словами псалма «даже если пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной», то это одно дело. Но если мы не боимся мрака, потому что просто не замечаем его, то что в этом «адекватного»? Разумеется, в данном случае речь идет о некотором возрастном страхе, о страхе соответствующем периоду «освоения» реальности мрака. В сущности следует признать вполне нормальным, что в зрелом возрасте наша психика ограждается ангелами от соприкосновения с этой действительностью. Но в любом случае мы должны признавать полную адекватность детского страха перед темнотой.

Или сравним, например, спокойствие патологоанатома, который, вскрывая труп, планирует, как ему провести отпуск, - и ужас человека, впервые оказавшегося в мертвецкой. Кто из них лучше замечает действительность - анатом, осведомленный относительно всех свойств мертвого человеческого тела, или новичок, содрогающийся от соприкосновения со смертью?

Если же человек опознал в морге тело своего близкого родственника, то несомненно, что его ужас и его потрясение будут носить космический характер. Но именно его ощущения можно признать сообразными картине лежащего на прозекторском столе трупа. Потрясение человека при виде погибшего, которому он был близок – это единственная адекватная реакция, пусть даже остальные миллиарды людей остаются равнодушными к этой сцене.

Но если в мертвецкой мы бываем не часто, то перед лицом Царя предстоим непрестанно. И если по отношению к трупу адекватной мы можем признать только скорбь его ближайшего родственника, то адекватное отношение ко Всевышнему задается богобоязненными людьми.

Так, например, рабби Шнеур Залман рассказывал о своем друге, рабби Аароне из Карлин, который умер в расцвете сил: «Его страх перед Богом напоминал страх человека, которого собираются расстрелять. Он стоит и смотрит в дуло ствола, нацеленного ему в сердце, смотрит, полный страха, и все же неустрашимо. Но это лишь малый страх перед Богом, повседневный страх, который испытывал рабби Аарон. Когда же его охватывал великий страх – никакие сравнения не годятся, чтобы описать это!»

Но кроме страха близость Всевышнего вызывает также и раскаяние. Серен Кьеркегор в следующих словах пишет об этом: «Что такое человек без любви? Есть, однако, много родов любви: отца любишь иначе, чем мать, жену опять иначе, словом, различных лиц и любишь и выражаешь им эту любовь по-разному. Бога тоже любишь, но любовь к Богу может быть лишь одна и выражением ее может служить лишь раскаяние. Если я люблю Его, не раскаиваясь, то я не люблю Его истинною, абсолютной любовью, всем своим существом… Как же скоро я люблю свободно и люблю Бога, я раскаиваюсь, хотя бы у меня и не было никаких других причин для раскаяния, чем кроме той, что Он возлюбил меня раньше, чем я Его».

Нельзя встретиться со Всевышним минуя любовь к Нему и страх перед Ним. Чтобы встретиться со Всевышним, Человеку надлежит устрашиться, но это также невозможно заставить себя сделать, как и быть храбрым.

«Механизмы» покаяния

Итак, к вечной жизни в первую очередь приводит страх пройти мимо нее. В прошлый раз я упоминал слова Луцато из его книги «Маамар а'икарим» («Очерк основ»): «Гееном - это место, где осуществляется наказание душ. Они чувствуют боль и страдания, согласно с тем, что необходимо в каждой определенной ситуации. Так же, как существуют разные уровни наслаждения, есть и разные уровни страданий. В результате этих страданий искупаются дурные действия грешников, и если они становятся достойными награды, они очищаются от своих грехов и могут отдыхать. А если нет (не достойны награды), их наказывают до тех пор, пока не уничтожат. Но это происходит лишь с очень небольшим числом евреев».

Эти слова могут внушить человеку внутреннюю уверенность, что в отношении вечности ему ничего не угрожает. Погибает «лишь очень небольшое число евреев». Но стоит ли так успокаиваться?

Виленский Гаон писал: «Да не скажет человек: «Последую немного за прихотями тела и материальными желаниями, а потом оставлю их», потому что, раз начав тянуться за ними, человек, в конце концов, совершенно изгоняется из вечной жизни, ибо покинуть материальные вожделения очень тяжело. И даже человек, обладающий Богобоязненностью, Торой и заповедями, следуя за телесными вожделениями, теряет все» («Эвен шлема» 2.7).

А например, согласно Мидрашу Танхума (истолковывающего слова Израиля, сказанные Йосефу: «Умру теперь, увидев лицо твое, ибо ты еще жив» Берешит 46.30), Иаков опасался, что он умрет дважды: в этой жизни и в жизни вечной.

Как бы ни мало еврейских душ подвергалось уничтожению, угроза этого уничтожения стоит перед каждой из них. И адекватно относится к этой действительности только тот, кто на самом деле страшится такой возможности. Тот же, кто способен успокоиться словами, что уничтожение происходит «лишь с очень небольшим числом евреев», неадекватно воспринимает действительность. Эти слова должны не успокоить его, а привести в великий трепет, ибо гордость и самолюбие в такой мере способны затмить человеческое сердце, что он может оказаться в числе этих немногих.

Даже в этой преходящей и быстротечной жизни человек старается подстраховать себя в каждой ситуации. Но эта осторожность и предупредительность почему-то далеко не всегда проявляется, когда речь заходит о вечной жизни.

Блез Паскаль в следующих словах описывает эту загадочную невменяемость человеческого существа: «Ничто так не важно для человека, как его положение; ничто ему так не страшно, как вечность. Поэтому совершенно противоестественно, что находятся люди, равнодушные к утрате своего бытия и к опасности вечного ничтожества. Совсем иначе относятся они к любой другой вещи: боятся всего вплоть до сущей безделицы, стараются все предусмотреть, всему сочувствуют; и тот самый человек, который проводит столько дней и ночей в досаде и отчаянии по поводу потери должности или какого-нибудь воображаемого оскорбления своей чести, - тот же самый человек, зная, что со смертью он потеряет все, не беспокоится об этом. Чудовищно видеть, как в одном и том же сердце, в одно и то же время уживаются такая чувствительность к мелочам и эта странная бесчувственность к самому важному. Эта непостижимая завороженность и сверхъестественное отупение свидетельствуют о всемогущей силе, которая их вызывает».

Равви Нахман из Брацлава передал нам такие слова своего великого прадеда, Баал Шем Това: «Увы! Мир полон великих светочей и таинств, но человек закрывает их от себя одной маленькой рукой»

В эти дни, когда, как мы верим, на небесах нам выносится приговор, мы более расположены к осознанию той ответственности, которую несем. В эти дни мы легче чем в любое другое время можем отодвинуть от глаз свою маленькую руку и оглянуться вокруг.

К содержанию

© Netzah.org